– Принесла, – отчего-то шепотом проговорила Софья, понимая, что теперь и вправду назад дороги нет.
Она протянула мадам Григорьевой ассигнацию, а та зачем-то полезла в буфет и вернула Соне два рубля. Княжна непонимающе уставилась на деньги.
– А это за баночку твоей – или дедовой – "красной сыпи". Сдается, и мне такое притирание может пригодиться… Ты ведь не откажешь тетушке Аделаиде?
– Не откажу, – чувство неуверенности и даже брезгливости от содеянного как бы отодвинулось куда-то; в голове у княжны даже мелькнула мысль, что её предприятие – всего лишь хитрость влюблённой женщины, которая, как справедливо заметила Аделаида Феликсовна, борется за свою любовь.
Почувствовала это и Григорьева. Одобрительно кивнула.
– Говоришь, мыло им начинила? Ну-ну!
Она помолчала и заговорила уже другим тоном.
– Желаете получить разъяснения за свои деньги или так, положитесь на мою опытность?
– Пожалуй, что выберу вашу опытность.
Соня с удивлением прислушивалась к себе. В ней появилась даже некая лихость. Словно она участвовала в баталии, но в отряде разведки. Как говорится, ходила во вражеский тыл.
– Вот и умница. Думаю, ты не пожалеешь, что мне доверилась… Ты, смотрю, чай и не пьёшь вовсе, – она поднялась из-за стола и крикнула в сторону кухни. – Марфуша, кофе неси! По душе ты мне пришлась, девонька! Сдается, мы с тобой не последний раз видимся. Давай-ка я тебе на кофейной гуще погадаю – хоть кого спроси, в Петербурге я – лучшая гадальщица. Не возражаешь?
– Мне никогда прежде никто не гадал, – неуверенно проговорила Соня.
– Тогда выпей свою чашку и осторожно на блюдечко остаток откинь. Вот так. Немного погодя я посмотрю…
Соня вдруг заволновалась, словно мадам Григорьева собиралась не гадать, а кроить её судьбу. Между тем, Аделаида Феликсовна перевернула её чашку и некоторое время рассматривала остатки гущи на стенках и дне.
– Надо же, такую чашку я ещё не видела… Поразительно! Между прошлым и будущим ровная четкая полоса, словно в один прекрасный момент ты начнешь совершенно новую жизнь, ничуть не похожую на прежнюю. Совсем другую. Как странно, я вижу почтовую карету, долгую-долгую дорогу и человека, который изменит твою жизнь…
– Это Разумовский? – зачем-то спросила Соня, хотя и предвидела ответ гадальщицы.
– Не похож. Этот человек тоже молод, но как бы поуже в кости. И сущность его двойная.
– Как это?
Мадам Григорьева замешкалась.
– Не могу растолковать, а только он вылился… загадочным, как бы не тем, за кого он себя станет выдавать… Сама не пойму, что тебе говорю… Видать, род у вас астаховский такой особенный, что не всегда к линиям судьбы и слово подберёшь… Сказала всё, что смогла понять, а там сама увидишь, права или не права старая Аделаида.
– Какая же вы старая, – запротестовала Соня. – Вы – женщина в расцвете лет… Аделаида Феликсовна, позвольте вас поблагодарить вас за знатный чай-кофе, за гадание…А также передать от вас привет моей матушке, не правда ли? Да, возможно, она не будет у вас ничего спрашивать, но на всякий случай, я сказала, что хочу узнать у вас кое-что о женихах Петербурга. Мой брат в последнее время слишком рьяно взялся способствовать моему скорейшему замужеству.
– Конечно, дитя моё, – нарочито простодушно разулыбалась мадам Григорьева.
Кто бы сейчас мог заподозрить в ней женщину, разрабатывающую план компании не хуже самого высокого военного начальства? Так, глуповатая вдовушка, живущая на скудную пенсию умершего мужа.
А то, что ездят к ней знатные посетители, так тоже ничего странного. Возможно, она им на картах гадает или на кофейной гуще – себе лишнюю копейку зарабатывает. Кто ж достойную женщину в том упрекнёт?
– Марфуша! – негромко позвала Григорьева.
Служанка тотчас явилась и склонилась в поклоне.
– Чего желаете?
– Скажи горничной княжны Астаховой, что её госпожа желает ехать, пусть насчёт извозчика побеспокоится.
Следом за ней пришла и Агриппина. Помогла княжне одеться, заявив:
– Чего его искать, извозчика-то. Он сидит, нас ждёт. Княгиня наказала, его не отпускать, а то, говорит, улочка здесь тихая, набегаешься, пока другого найдёшь!
Раньше Агриппина первая настояла бы на том, чтобы сэкономить пятачок, который извозчик возьмёт за ожидание. Теперь и она почувствовала, что дела семьи Астаховых пошли в гору. Она не задавалась вопросами, откуда это, но то, что от прислуги можно подобное скрыть, Соня даже и не думала.
Глава восьмая
Едва они вошли в дом, княгиня позвала Агриппину к себе, так что Соня вынуждена была одна идти в лабораторию, предварительно выписав на листок рецепт мази, которую ей предстояло изготовить. Вот только как объяснить Разумовскому, откуда она знает о его беде, и как смогла, не глядя на его болячки, использовать дедов рецепт?
Соня решила, что ежели постарается, сможет подменить лекарство, которое выписал графу семейный доктор Астаховых. В том, что лекарство Мартина Людвиговича болезни Разумовского не поможет, она отчего-то не сомневалась.
Теперь, когда о потайной комнате, открытой ею, знали не только все Астаховы, но даже и Агриппина, Соня не считала нужным скрываться. Она даже не затворяла двери в кладовую, так что к ней мог прийти всякий, кому бы она в эту минуту понадобилась.
Да и кто определит, что княжна делает? Кто станет допытываться или проверять, что за мазь она нынче изготавливает? Что бы княжна на вопрос любопытного не сказала, проверить её всё равно никто не сможет.
Словом, Соня спокойно работала, когда к ней запыхавшись прибежала Агриппина.
– Княжна, миленькая! Софья Николаевна! – горничная явно волновалась, потому что по обычаю ломала руки и без конца восклицала. – Ежели бы вы могли видеть, что нынче произошло! В нашем доме! Мы-то всегда жили тихо. Разве, когда у нас кричали? Даже когда Мария Владиславна серчали, они могли, конечно, под горячую руку дать оплеуху или за ухо схватить, но чтоб кричать…
Соня оторвалась от своей работы.
– А ты сама-то можешь не кричать? Спокойно подыши. А то выпей водички – вон во фляжке, что я с собой принесла. Наговорила всякого, а кто кричал-то, я так и не поняла.
– Приезжала Шарогородская…
– Кто-о?
– Княгиня мне объяснила, что это – маменька той девушки, на которой граф Разумовский собирался жениться. Так вот она и кричала, что подполковник никогда не станет генералом, и что она об этом позаботится. Императрице пожалуется…
Соня побледнела. Неужели все её усилия не только не принесли нужных результатов, а и усугубили положение бедного Леонида?! Вот что значит, делать человеку добро без его ведома, только по своему глупому разумению!
