Глава девятая
Среди ночи её разбудил звонок. Судовой телефон уж если звонил, то разве что чуть тише пожарной сирены. Как ей помнилось ещё по старым черно-белым фильмам. Заполошный крик: «Аларм
7!» – и все начинают бегать, носиться туда-сюда на грани паники.
Вот и она подскочила на своей койке, соображая, что это может быть?
Собственно, всего два часа назад Анастасия пережила почти то же самое. На «Сурикове» объявили учебную тревогу. В двенадцать часов ночи. Никто не подумал, что судовому врачу после этого вставать чуть свет.Это первое, что она подумала, проснувшись. Всего-то минут двадцать и спала.
Ее первая учебная тревога. Оказывается, вся команда довольно согласованно разбежалась по своим местам – у каждого такое имелось на случай тревоги. Никто не протестовал, не возмущался, не бурчал. Принимали как должное, хотя ей казалось, что это просто издевательство над человеком. Что за тревога, какая тревога? Среди ночи!
Хотя усамой Анастасии на этот случай была приготовлена так называемая «тревожная сумка» – тут Герасимов её строго проинструктировал. Согласно расписанию на случай тревоги она должна была сидеть в своем лазарете в состоянии полной боевой готовности. И в качестве медсестер ей придавались буфетчица, дневальная и уборщица.
Уборщица – с разницей в год-два – ровесница Анастасии – была существом неприметным, тихим и старательным. А уж выглядела и вовсе лет на пятнадцать старше своего возраста. Точнее, она будто специально одевалась так, чтобы выглядеть старше.
Она целыми днями убирала, ходила с ведром и тряпкой мимо членов экипажа. Зинаида ПоликарповнаДмитращук. Тоже, как и мотористШагиров, особа со странностями. Эта вообще была откуда-то с Прикарпатья. А оказалась во Владивостоке. Кто же или что заставило её тащиться через всю страну? Как гордились прежде, одну шестую часть света. Потом сами же над собой смеялись: одна шестая часть света и пять шестых тьмы…
Все, как один, звали уборщицу тетя Зина и относились к ней с подчеркнутым уважением. Как если бы она сделала во время одного из рейсов нечто особо достойное, передававшееся теперь среди моряков вроде мифа – разновидность устного ордена.Анастасия всё хотела спросить об этом у кого-нибудь, да забывала.
Так вот, по тревоге к ней прибежали Валерия и тетя Зина. А Мария Рюмина на означенном месте не появилась. Анастасия хотела сказать об этом капитану, но подумала, что это будет выглядеть ябедничеством. При этом она понимала, что служба на корабле не то, что на суше. Здесь от халатности может зависеть жизнь моряков. Конечно, неявка по тревоге дневальной – дело серьезное, но она вдруг вспомнила подчеркнуто равнодушный вопрос Машинасчет аборта в лазарете, соотнесла еёотсутствие во время учебной тревоги с этим самым вопросом, и решила, что скорее всего девчонку скрутил токсикоз.
– Машка, наверное, проспала, – заметила с некоторым нажимом Валерия. Словно хотела сказать Анастасии: не побежишь же ты с доносом! – В последнее время она всё время квёлая ходит.
– Хотите сказать, что Рюмина болеет?
– Почему сразу болеет? Мало ли у кого могут быть недомогания…
Точно сказала вроде равнодушно, но Анастасия исподтишка за нею наблюдавшая, уловила взгляды, которым обменялись буфетчица с уборщицей. Тоже мне, секреты!
Именно поэтому она не стала докладывать капитану, а решила сама поговорить с Машей – если ей действительно бывает плохо, то необходимо отправить её домой, пока далеко не ушли.
То есть, это Анастасия на свой лад определила время нахождения в рейсе за пределами страны. Для Маши не имело принципиального значения: в какой точке океана судно находится. Найдется транспорт, до дома доехать!
И вот теперь Анастасия наверняка поплатится за свою мягкотелость. Она взглянула на часы –половина третьего, кто же это ей звонит, и тут же услышала в трубке голос капитана:
– Анастасия Львовна, извините за поздний звонок. У нас неприятности. Не могли бы вы подняться ко мне?
По отношению к её каюте, каюта капитана была на верхней палубе. Всего лишь подняться по небольшому трапу. Даже странно, что одно время она не могла этого запомнить.
– Конечно-конечно, сию минуту, – отозвалась она, мгновенно выныривая из сонного состояния и нашаривая ногами тапки. – То есть, через пять минут я буду у вас.
Не мудрствуя лукаво Анастасия влезла в спортивный костюм, в котором обычно читала, лежа на своей койке – если было не слишком жарко. На другие случаи у нее была футболка с бриджами. Прав был старпом – юбки на судне были просто-напросто неудобны. Платье она надевала, если ходила загорать. Оно было с большим декольте и снималось быстро, одним движением.
Анастасия плеснула в лицо довольно теплой водой из крана, взглянула в зеркало и слегка мазнула по губам неяркой помадой – обходиться вовсе без макияжа, даже при каких-то неприятностях, она не могла.
Капитан, полностью одетый, сидел за своим столом, такой официальный и каменно-мрачный, что Анастасия испугалась. Хотя, когда шла к его каюте, старалась убедить себя, что ничего страшного не случилось.
Страшного. Вот именно, так о происшествии подумалось, когда она взглянула на сидевшего тут же боцмана. Анатолий Григорьевич Щербоносимел вид – она даже не сразу смогла подобрать слово для определения – даже не всклокоченный, а будто пришибленный, с глазами больной собаки, взглянувший на неё с какой-то безумной надеждой. Чем, интересно, Анастасия могла бы ему помочь? Если он, конечно, не обнаружил у себя какую-нибудь неизлечимую болезнь. Но не среди ночи же…
А с другой стороны, чего гадать, когда можно просто спросить. И задним планом мелькнула мысль: что-то с Машей? Ведь именно о ней мог бы так волноваться боцман.
Странная это была пара, сведенная вместе судовыми порядками. На суше, как ей пояснили бы, – служебный роман. На судне – самые обычные отношения.
Анатолию Григорьевичу было сорок пять лет – тут Анастасия могла не гадать, у неё были заведены медицинские карточки на всех членов экипажа, а Маше – двадцать два года.
Если та была, можно сказать, куколкой, почти красавицей, то боцман – почти чудовищем. Не по характеру, конечно, нет, чисто внешне.
Анастасии обычно не нравились такие вот кряжистые мужики, с широкими накачанными плечами и короткими ногами, с густыми кустистыми бровями, под которыми прятались маленькие глаза, и ранней лысиной. С руками лопатой. Закончил он среднюю мореходку и считался одним из лучших боцманов ещё прежнего советского пароходства. Об этом ей рассказал Игорь Валентинович.
Ходил Щербонос вразвалку, как настоящий моряк. И, кроме того, порой напоминал вставшего на задние лапы медведя.
Но вообще-то Анатолий Григорьевич был моряком до мозга костей, он родился и вырос на море. Вот именно, Анастасия вспомнила, что город, в котором боцман родился – Одесса.
