Матросы его любили. Правда, она не понимала, за что. Создавалось впечатление, что Щербонос – человек хмурый и неприветливый. Может, внимательный и справедливый? Иначе, чего бы моряки звали его между собой батей? Правда, это всё равно не делало его в глазах Анастасии завидным мужчиной. А уж рядом с Марией…
– Анастасия Львовна, – в лоб спросил её капитан, – дневальная Рюмина присутствовала на своем месте во время учебной тревоги?
Вот оно, несоблюдение своих должностных обязанностей. Анастасия должна была доложить об отсутствии Марии, но стала рассказывать самой себе, что это неудобно, и теперь поставила себя в дурацкое положение. Меньше всего она хотела бы выглядеть таковой в глазах Олега Николаевича.
И, вместо того, чтобы рассказать обо всем честно, она стала мямлить.
– Понимаете, Маша приходила ко мне днем и говорила…
Боцман будто сделал стойку. Напрягся, вонзил в нее свои глазки-буравчики. Как будто боялся услышать о чём-то, что и сам хорошо знал.
– Ну?
Это вперил в неё очи капитан.
Вот зачем так смотреть на женщину, чтобы у неё поджилки тряслись?
– Говорила, что не очень хорошо себя чувствует. Ну, я и посоветовала ей полежать…
Как она себя ведёт? Врач называется! Разве в таком случае не должна была бы она девушку осмотреть?!
– Рюминой нет в её каюте, – строго сказал капитан, и Анастасия почувствовала, как у неё ухнуло вниз сердце. Как так – нет?
– Нет? Но, может, она пошла к Валерии или к Зинаиде Поликарповне…
– Анастасия Львовна, вы мне чего-то недоговариваете!
Теперь капитан вовсе не напоминал того внимательного и вежливого человека, которым она до сего времени его знала. По крайней мере, по отношению к ней. Это был не иначе громовержец, готовый метать в провинившегося свои стрелы, жёсткий и безжалостный.
– Я не могу сказать вам о том, что не было названо или хотя бы установлено. Дневальная всего лишь спросила у меня – заметьте, как бы между прочим – не могла бы я в случае чего… сделать аборт. Не конкретно ей, а вообще. И когда Маша не пришла, я подумала…
– Здесь думаю я! – чуть ли не заревел капитан, и Анастасия мысленно определила его рычание как знак дурного тона. В конце концов, она не доносчица, чтобы бегать к капитану со всякой ерундой. Она даже подумала, что с первого взгляда увлеклась им совершенно зря, и только теперь имеет возможность рассмотреть его по-настоящему. Внешность в мужчине, как выясняется, вовсе не главное.
– Иными словами, я должна была прийти к вам и рассказать об этом невинном на первый взгляд вопросе дневальной?
– Вы должны были сообщить, что Рюмина по сигналу тревоги на своё место не явилась!
Но потом он взглянул на поникшую Анастасию и сказал уже помягче.
– Дело в том, что Маша – Мария Рюмина – пропала.
– То есть, как это пропала, совсем? – кажется, глупо удивилась Анастасия, но когда перевела взгляд на застывшего в горе боцмана, поверила, что и в самом деле случилось нечто страшное. – У вас судно, конечно, большое, но чтобы на нём затеряться… А до учебной тревоги её видели?
– Видели, – тихим, каким-то обреченным голосом отозвался боцман. – Я видел.
Анатолий Григорьевич споткнулся об очередную, собиравшую слететь с его губ фразу, но всё же упрямо проговорил:
– Она обещала прийти в мою каюту сразу после тревоги.
Капитан соболезнующе взглянул на боцмана, но промолчал. Анастасия не могла вместе с ними длить эту тягучую паузу.
– А что, если снова объявить тревогу, – предложила она, и оба мужчины с удивлением уставились на нее. – Я имею в виду, если поиски Маши нельзя отложить до утра, то иного выхода у нас просто нет. Собрать на месте весь экипаж и поставить задачу: искать Машу… Или я не права?
– Конечно, не правы, люди спят, – строго проговорил Олег Николаевич, взглянув на часы. – У многих через четыре часа вахты.
И, тем не менее, корабельного врача разбудили! Но она тут же устыдилась своего раздражения. Девчонка пропала, а она только о себе и думает!
– Кроме всего прочего, для этого у нас есть обычная громкая связь, – сухо заметил капитан и проговорил, подняв трубку телефона:
– Игорь, Анастасия ничего не знает, выхода нет, объявляй!
И почти тотчас по громкой связи прогремел голос старпома.
– Дневальная Рюмина, пройдите в каюту капитана! Рюмина Мария, срочно к капитану!
Теперь взгляд боцмана всё с той же надеждой переместился с лица Анастасии на дверь, словно она должна была тотчас открыться и на пороге возникнуть пропавшая Маша.
Но дверь так и не открылась. Только спустя пару минут прозвучал звонок телефона, и боцман, и Анастасия от неожиданности встрепенулись.
– Нет, не объявилась, – сказал в трубку капитан. – Поворачиваем назад, Валентинович. В тот квадрат, где мы объявили тревогу. Будем искать. О чем тут говорить, ты и сам знаешь: так положено.
Он положил трубку и сказал боцману:
– Анатолий Григорьевич, возьми пару матросов посообразительней и прочешите нижнюю палубу. Верхнюю мы со старпомом и врачом сами осмотрим… Как вы думаете, Анатолий Григорьевич, в машинном отделении посмотреть стоит?
Вопрос был явно жесток, потому что оба мужчины, видимо, знали нечто такое, о чем Анастасия только моглаподозревать, и что слышать боцману было тяжело. Лицо Щербоноса болезненно искривилось, словно он собирался заплакать, но из последних сил сдерживался. Чувствовалось, что капитан его больно ранил. Самцы! Даже в такой тревожной ситуации не упустят случая сцепиться рогами.
Поискать в машинном отделении. Намек на старшего механика? Неужели у него всё же было что-то с дневальной? На первый взгляд она попроще Леры, её можно назвать хорошенькой, миленькой, а к буфетчице сразу находишь определение – красавица.
Но это только на первый взгляд. Красота Маши невидная. К ней надо приглядеться, чтобы это заметить. Но зато, приглядевшись – что-то Анастасия уже за мужчин рассуждает – уже хочется на неё смотреть и смотреть…
Щербонос ничего не сказал, вышел из каюты, осторожно прикрыв за собой дверь.
Не глядя на Анастасию, капитан опять набрал номер старпома, который дежурил на мостике.
– Игорь, Фёдор тебе не звонил?
Ей слышно было, как старпом ответил.
– Не звонил. Я же говорю тебе: ерунда это всё. Сплетни и слухи. Фёдор здесь не при чём! Возможно, он Маше нравится, ну и что? НеЩербоносомже девчонке, в самом деле, увлекаться!
– Слухи слухами, но ты всё-таки позвони ему.
– Непременно! Разрешите выполнять, товарищ капитан?
– Хоть бы сейчас ты, Валентиныч, не выделывался! – с сердцем сказал Олег Николаевич, бросая трубку.
