— И что мы им сообщим? Что меркуриане в виртуальном мире виртуальными землянами питаются? Если ты, Мухина, мне не поверила, то мильтоны и подавно не поверят. Еще, чего доброго, в психушку отправят.
— Да отдохни ты, Воробей, от своих меркуриан! Я тебе про другое говорю. Нужно сообщить в милицию об отравленном торте, если, конечно, он действительно отравлен, о гробе, который мне сегодня принесли, и о странной смерти Гафчика.
— Пустой номер, — отмахнулся Володька. — Вон сколько банкиров грохают, а милиция и Ухом не ведет. А ты думаешь, они будут искать Убийцу какой-то там собаки, да еще дворняги?
— Да я ничего не думаю. Но ведь надо же что-то делать.
— Вот я тебе и говорю, что тебе надо делать. Ложись, Мухина, на дно, пока не поздно. А иначе твой труп обнаружат на помойке, если вообще обнаружат. У меркуриан длинные руки… или, может, щупальцы.
Да уж, Воробья танком не сдвинешь с этих меркуриан. Эх, сейчас бы обо всех этих странных странностях майору Гвоздю рассказать или полковнику Молодцову. Но они — майор с полковником — потерялись, как земляника в лесу, и где их теперь искать?.. Фиг знает.
Володька между тем прочел мне целую лекцию.
— Как избежать физического уничтожения? — с умным видом вещал он. — Нужно принять контрмеры. Это значит — не шляться ночью по всяким кафешкам и киношкам, как ты, Мухина, любишь делать. Человека обычно где убивают? Там, где он бывает систематически. Ведь у всех со временем вырабатывается свой алгоритм…
Я даже слова-то такого никогда не слыхала.
— Чего-чего вырабатывается?
— Алгоритм, — важно повторил Воробей. — К примеру, утром ты идешь в школу, а после школы возвращаешься домой — это и есть твой алгоритм. И тебе его надо срочно изменить. Потому что если ты каждый день в восемь тридцать выходишь из дома, а в пятнадцать ноль-ноль возвращаешься домой, то тебя можно запросто подкараулить и убить, вычислив твой алгоритм.
— Воробей, кончай умничать, — перебила я. — Что ты конкретно предлагаешь?
— Я предлагаю квартиру своей тети.
— Тети Моти? Которая в Питере живет?
— Нет, у меня есть еще одна тетя. Троюродная.
— А где?
— Здесь, в Москве. Ты наверняка о ней слышала. Смертолюбова. Довольно известная художница.
Да, о Смертолюбовой я слышала. И не только слышала, но еще и видела ее по ящику-телику. Она была такая старая, что уже слегка смахивала на мертвеца. К слову сказать, и рисовала Смертолюбова одни только кладбища. Причем целыми циклами: «Деревенские кладбища России», «Городские кладбища России», «Кладбища ближнего зарубежья», «Кладбища дальнего зарубежья». Ну и так далее.
— Смертолюбова твоя троюродная тетя? — удивилась я. — А чего ты раньше мне про это не говорил?
— Да я и сам недавно об этом от матери узнал.
— А как ее зовут?
— Афиногена Геннадьевна.
— Как-как? — вытаращилась я. — Офи… гена… Это что, от слова «офигенный»?
— Да не Офигена, а А-фи-но-гена, — поправил меня Володька. — Старинное русское имя.
— Офигеть, — сказала я. — И что, я буду у нее жить?
— Ага. В ее мастерской. Она на полгода в Штаты улетела, писать цикл картин «Кладбища Америки». А ключ от мастерской нам оставила.
— Цветы поливать?
— Нет у нее никаких цветов. Просто за картинами приглядывать… Короче, Мухина, слушай инструкции… — И Воробей выдал мне инструкции. Четкие и ясные: — Из мастерской никуда не выходить. Дверь никому не открывать. На телефонные звонки не отвечать. Телик не врубать. В общем, вести себя тише воды, ниже травы. Мне не звонить, я сам тебе позвоню. По обычному телефону. Даю три звонка, кладу трубку, затем опять звоню. Поняла?..
Чего уж тут не понять… Нет, в школу не ходить — это, конечно, кайфово! Но ВООБЩЕ на улицу не выходить — это полный отстой.
— И долго мне придется быть тише воды, ниже травы?
— Смотря по ситуации… В мастерскую отправишься прямо сейчас.
— Как сейчас?! Мне надо домой заскочить, полотенце взять, мыло, зубную щетку.
— Не нужно тебе домой заскакивать. Купишь все по дороге.
— Но я не могу без своей любимой зубной щеточки, — запротестовала я. — Она мне очень дорога.
— Жизнь дороже, Мухина. И вообще, накупи себе побольше всяких супов и каш в пакетах, консервов, сухарей, макарон, чтоб тебе еды как минимум на месяц хватило.
— А пить что я буду целый месяц?
— Воду из-под крана.
— Ни фига себе перспективка.
— А ты как думала. Мы вступаем в бой с космическими пришельцами, тут уж не до земных удовольствий. Когда пойдешь в мастерскую, попетляй, вдруг за тобой уже «хвост». Хотя маловероятно. Пока что они думают, что ты тортом отравилась…
Они — это, конечно же, меркуриане.
— Но ты все равно попетляй, — долдонил Воробей.
— Попетляю, — пообещала я, чтоб он успокоился.
— Держи ключ от мастерской, — протянул он мне ключ. — А адрес такой… — Володька взял со стола салфетку и написал на ней адрес. — Запомнила?
— Запомнила.
Воробей чиркнул зажигалкой и сжег салфетку с адресом.
«Ай да Володька! — мысленно восхитилась я. — Настоящий конспиратор!» Не зря он в свое время читал дюдики килограммами и километрами.
Короче, я допила свою коку и отправилась в мастерскую Офигены… ой, то есть Афиногены Смертолюбовой.
Да, чуть не забыла… Когда мы расплачивались с официанткой, она как-то странно посмотрела на Володькину тарелку, на которой осталась лежать почти нетронутая пицца с грибами (я-то свою сметанку с блинами умяла в два счета, у меня настроение с аппетитом не дружат — настроение может быть плохое, а аппетит хороший).
Так вот, официантка, посмотрев на пиццу, сказала Воробью:
— Доешь, мальчик. Плохая примета. Надо всегда съедать все, что лежит на твоей тарелке.
— А что будет, если не доешь? — поинтересовался Воробей.
— Можешь умереть, — мрачновато промолвила официантка. — И очень скоро.
Если б мне такое выдали, я бы мигом проглотила и грибы, и пиццу, и тарелку в придачу. Потому что верю во всякие приметы, особенно в плохие. А самая плохая примета, знаете, какая? Когда в пятницу тринадцатого черная кошка пустым ведром разобьет зеркало.
А Володьке по фигу. Он не верит. Он так официантке и сказал:
— А я не верю в приметы.
— Ну и зря, — ответила официантка, убирая со столика наши тарелки — мою пустую и Во-лодькину полную.
— И правда, Воробей, зря ты не доел, — поддержала я отошедшую официантку. — Вдруг на самом деле есть такая примета?
