«Люди Богов» из легенд словенов уже давно бы сделали так. И Олаф, никогда не любивший ни эти рассказы, ни того «божьего человека», с которым его как-то свела судьба, никак не мог понять: почему сейчас хочет, чтобы в жизнь воплотились именно они, словенские сказания, а не родные саги с жестоким финалом.
И тут он вспомнил след на руке от ножа и маленькие глаза того, кого теперь должен был любить как родного брата, и ему всё стало ясно. Духи и боги здесь не причём. Зов крови, всего лишь зов крови.
Погружённый в воспоминания о жизни в стране антов, Олаф-рус пропустил тот момент, когда уже не стеснявшийся слёз, совершенно потерявшийся несчастный Ваги дошёл спиной до края тьеснура и, оступившись, упал в море, испортив Флоси завершающий удар.
– Мерзавец! – крикнул скальд, наклонившись над обрывом, и запустил в Ваги по очереди оба копья.
Его не устраивала жизнь этого человека даже в позорном звании нитинга. Ему была нужна его смерть. Он был разочарован.
А Ваги был рад. Холодная вода смыла с лица кровь мёртвого брата и погасила пекло, в которое душу погрузил жестокий Флоси. Поначалу он просто плавал на месте, не веря, что жив. А когда всё понял, издал беззвучный крик и от восторга сделал кувырок в воде. Через минуту он уже плыл к кораблям родного племени сильными уверенными гребками, а Флоси провожал его злым, как великаны Севера, взглядом.
Все, кто находился на Гордом Острове, кроме Гуннара и Эгиля, занятых правкой кромки один – ножа, а другой – меча, подбежали к обрыву, с которого сбежал от смерти Ваги Острослов. Адилс изменился в лице, когда вступил на землю, покрытую останками брата, а Торальф старался не смотреть по сторонам. Гарви Немому помогли добраться до этого места судьи, и даже он не радовался тому, что Ваги остался жив.
Нитинг – это вечное клеймо. Пятно, которое не смыть любой кровью. Судьба нитинга – путь изгнанника и верная дорога после смерти в страну злой Хель. И никто, кроме молодого руса, не понимал радости Ваги Острослова.
Нет, Олаф лично предпочёл бы умереть самой жуткой смертью, чем навек закрыть для себя врата Валгаллы. Но мысли Ваги ему представлялись следующими:
Участь изгнанника? Плевать, и в других частях Срединного Мира живут люди! Пятно труса? Плевать, в Срединном Мире немало мест, куда не дойдёт молва викингов! Загробная участь, достойная жалости? Кроме асов и ванов существует столько богов, что глаза разбегаются! Верь – не хочу! Наши асы вознаграждают своих смелых служителей Валгаллой, а трусливых отдают злой Хель, а скажем, Мессии имперцев плевать на количество голов, которые срубил твой меч. Он вознаграждает тех, кто в него верит, по другим доблестям.
Олаф-рус никогда бы не стал так рассуждать, но мог поклясться, что угадал мысли Ваги. Однако, когда Чёрный брат доплыл до родных кораблей, выяснилось, что характер Гордого Острова не изменился, несмотря на то, что уменьшилась высота, и он по-прежнему жаждет наказывать подлых нитингов не презрением, а лишь только смертью.
Была ли это магия Острова Гордости или просто Ваги, когда спас жизнь через участь нитинга, проявил слишком много радости, оскорбившей честных воинов, но конунг аугов поступил совсем не так, как поступают в таких случаях. Он не принял на борт оступившегося викинга. Вместо этого он схватил весло и чуть не проломил подплывшему Ваги голову.
– Плыви прочь, презренный нитинг! Я не знаю и никогда не знал тебя! Таких воинов никогда не было в моём хирде! Таких людей никогда не было в нашем племени! Ты ошибся, нитинг! Это не твой корабль!
И следом за конунгом закричали остальные ауги:
– Ты ошибся, нитинг! Это не твой корабль!
Напрасно Ваги пытался подплыть к родным драккарам то с одной, то с другой стороны. Везде его встречали удары вёсел и злые крики.
В отчаянии он пытался приблизиться к кораблям чужих племён, но и там встретил отпор. И тогда Ваги Острослов вернулся к берегам острова.
Верёвочная лестница, как велит обычай, была поднята наверх. Ваги жестами умолял её скинуть, но когда Адилс шевельнулся, конунг аугов крикнул:
– Чёрные братья! В нашем племени нитингов нет! А в вашем роду есть?.. Но ведь ваш род часть нашего племени! Как это может быть?!
И на плечо Адилса Непобедимого легла рука Торальфа Ловкого.
– Конунг, клянусь копьём Одина, мы не знаем, кто это! Уплывай прочь, нитинг, ты ошибся! На этом острове, нет… ни твоих братьев, ни твоих друзей, ни твоих соплеменников! – сказал через силу следующий поединщик и бросил ненавидящий взгляд на уже немного воодушевившегося скальда.
А на лице Непобедимого Адилса блеснула влага.
И тогда, когда Ваги понял, что всё равно умрёт, но только захлебнувшись в море, то к нему вернулся дар речи. Впрочем, назвать речью те горестные крики, которыми Ваги Острослов сообщал Срединному Миру о своём отчаянии, было нельзя.
Тем, кто стоял на краю обрыва, было отчётливо слышно, как взрослый викинг рыдает, будто малый ребёнок. Будто совсем малый, потому что сыны фиордов рано приучают родных и приёмных сыновей бороться с противными духу воина слезами.
Безутешный нитинг под всеобщее презрение идёт ко дну – это был бы достойный хорошей саги конец. Смерть, которая станет хорошим уроком живым. История, которую не стыдно рассказать детям. История, которую необходимо рассказывать детям. История, которую надлежит донести до ушей каждого мальчика, чтобы, став мужчиной, он боялся участи нитинга, как огонь боится воды.
Но у этого поединка был другой конец.
Азартные викинги уже стали делать ставки на то, сколько времени продержится утомлённый долгой схваткой Ваги в холодной воде, как вдруг что-то тяжело бултыхнулось и в волосы уже готового пойти ко дну Чёрного брата вцепилась чья-то рука.
Это был Гарви. Под замогильное молчание обомлевших викингов он, гребя лишь одной рукой, сумел доплыть до берегов Гордого Острова. И его нечленораздельный выкрик в этот раз поняли все.
Он просил лестницу.
Адилс Непобедимый, сбросив с плеча руку одного брата, поспешил оказать помощь другому. Торальф Ловкий был готов на всё, чтобы спасти честь рода, но прежде чем метнуть нож, взглядом спросил судей о том, насколько правильным будет такой поступок.
– Он подаёт лестницу не тому, кого зовут нитинг, а тому, кого зовут Гарви Немой. А Гарви Немой хоть и помог нитингу, но сам пока не заслужил такого звания, – ответил один судья, второй подтвердил его слова кивком, и Торальф Ловкий с облегчением вернул кривое лезвие в кожаные ножны.
Ваги убил остатки сил на борьбу с волнами, и потому его другу пришлось лезть из кожи, чтобы спасти их обоих. Одной рукой он прижимал рыдающего викинга к себе, второй хватался за ступеньки верёвочной лестницы, а для того чтобы перейти с одной на другую, пользовался собственными зубами. Он выл, каждый раз случайно опираясь на больную ногу, но не бросил друга.
Пока два человека взбирались на остров, викинги молчали. Будь на месте Ваги добрый воин, а не презренный нитинг, самоотверженность Гарви вызвала бы только восхищение. А здесь никто не знал, как себя вести. С одной стороны, всем хотелось свистеть и оскорблять и нитинга, и того, кто его спас, а с другой… обидные слова замирали на устах, стоило бросить взгляд на эту пару и понять, какого неимоверного труда стоит Гарви возвращение на Остров Гордости.
