То, что сделал Торальф, когда противник использовал свой последний перерыв и направился к центру острова, оставив Эгиля в хослуре кусать локти и проклинать собственную глупость и жадность побратима, Гуннар Поединщик никогда бы себе не позволил. Чёрному брату и его славному помощнику разрешалось атаковать вдвоём врага, не имевшего теперь права ни на замену щита, ни на перерыв, ни на щитоносца. Никто бы их не осудил, если бы они зажали Гуннара в клещи и прикончили. Окажись Гуннар и Эгиль на их месте, то так бы и сделали. Но Торальф Ловкий сегодня каждым жестом стремился подчеркнуть, чем он отличается от противника.
Гуннар Поединщик, увидев, что враг по собственной воле уравнял шансы, даже не выразил ему благодарности – ни словом, ни жестом. Дождавшись, когда крики восхищения смолкнут, он пошёл в атаку так, словно Торальф не оказывал ему никакой услуги.
Мечи опять застучали по щитам и зазвенели о шлемы, а возбуждение зрителей достигло пика. Жажда получить солидный куш звонкими солидами и сладкие ночи со сладкими рабынями заставила Гуннара Поединщика проявлять чудеса ловкости – качества, которого у его противника по прозвищу «Ловкий» было в избытке.
Два бойца носились вокруг вершины острова и осыпали друг друга ударами и справа, и слева, и сверху, и снизу, и наискосок. Они защищались щитами и пытались ударить ими то плашмя, то верхним краем. Пробовали и подрубить друг другу ноги, и покалечить ничем не прикрытые пальцы правой руки; достать сквозь доспехи до плоти и разрубить или в крайнем случае сбить с головы шлем. Торальф так хотел победить, что не щадил кромку легендарного меча, а Гуннар тем более не переживал о зазубринах на лезвии – на обещанные ему деньги можно было купить десяток хороших клинков.
Оба противника делали ставку на ловкость, а не на силу, и это делало поединок как никогда зрелищным. К тому же щитоносцы больше не загораживали обзор зрителям и не ограничивали тактику бойцов. А потому с двух сторон на тьеснур посыпались ободряющие крики восхищённых викингов.
– Давай, Гуннар Поединщик! Покажи смуглому мечнику, что такое служба в варяжской страже! Разруби его на кусочки и скорми акулам! Добавь ещё одну смерть к своему свитку! – кричали те, кто переживал за Гуннара.
Среди них были и ветераны варяжской стражи, и люди, имевшие родственников и знакомых в Стране Льдов, и те, кто поставил на Поединщика звонкое серебро, и те, кто входил в число старых поклонников этого бойца: юные викинги, что ставили победу выше способов, какими она была достигнута.
– Давай, Торальф Ловкий! Племя аугов с тобой! Задай жару подлому хольмгангеру! Докажи, что морские разбойники сильнее варяжских стражников! Отруби ему голову и отдай поиграть чайкам! Ты закончил смертью прочие хольмганги – закончи смертью этот! – поддерживали своего бойца те, кто переживал за Торальфа Ловкого.
Среди них были не только ауги, но и воины, которым до смерти надоели рассказы ветеранов варяжской стражи о собственных подвигах. А ещё люди, посчитавшие, что смогут обогатиться на успехе Чёрного брата, и юные викинги, что ставили честь выше победы.
Торальфу в этой ситуации было легче. Поддержка, как говорили в Вечном городе, «трибун» придавала ему сил. Равнодушный к большинству людей и к их мнению, Гуннар Поединщик зависел от ободряющих криков и громких рукоплесканий гораздо меньше.
Не имея права на отдых, он шёл в последний бой. Его противник был чужд отчаяния, но в схватке с обезумевшим Гуннаром Поединщиком вынужден был поддерживать тот темп, который он взял. И вскоре бродячий скальд, и молодой рус перестали считать удары, потому что уследить за этими молниеносными движениями было невозможно. Бойцы дрались так, будто предыдущие перерывы были не в сорок вдохов и сорок выдохов, а в сорок дней и сорок ночей.
Однако, взяв такой высокий темп, Гуннар Поединщик вынужден был первым его и сдать. Но теперь, без щитоносца и с изуродованным вдоль и поперёк последним щитом, его глухая защита была не так эффективна.
Вскоре оба щита, изрубленные практически в труху, упали на землю, и противники стали сражаться одними лишь мечами.
Олафу казалось, что он видит, как испуганно вздрагивает под железной личиной лицо Гуннара каждый раз, когда Убийца Кольчуг звякает по шлему. Ветеран варяжской стражи знал, что хоть на свете и не так много викингов и мечей, способных разрубить и шлем, и голову, как бы не хвастались своими букеллариями имперские купцы, но его сегодняшний противник и его легендарный клинок были, как говорят скальды, как раз из этой песни. Ему было необходимо или как можно быстрее переломить ситуацию в свою пользу, или бежать в хослур, распрощавшись с деньгами и репутацией. Гуннар выбрал первое.
Всё произошло так быстро, что многие ничего не поняли. Только что они видели, как два викинга осыпают друг друга ударами обоюдоострых клинков, как вдруг Гуннар уже лежит спиной на земле и, обхватив противника ногами, стучит по нему навершием меча. Но Олаф-рус был в числе тех, кто успел заметить и тайный удар Гуннара Поединщика, и реакцию на него Торальфа Ловкого.
Гуннар Поединщик, как и его противник, имел меч с закруглённым острием. Неудивительно, что Торальф и сам не применял уколов, и не ждал их от врага. Тем неожиданней для него стал тычок под дых в самом конце поединка.
Гуннар, разумеется, не пробил уколом ни кольчугу, ни безрукавку, обитую медвежьей шерстью, но сумел сбить Чёрному брату дыхание и заставил выпустить меч.
Следующий удар должен был отрубить полусогнувшемуся викингу голову, но Торальф, не разгибаясь, бросился в ноги врага и сбил его на землю больше не рывком за пятки, а толчком в бёдра.
Гуннар Поединщик нанёс всего три удара навершием меча и сделал это скорее по инерции, чем рассчитывая на серьёзный ущерб. Быстро сообразив, что сейчас меч бесполезен, он отбросил его в сторону и сжал противника ногами, словно клещами. А противник, менее опытный в ближнем бою, быстро упустил ту выгоду, которую приобрёл.
Вначале Торальф попытался сломать Гуннару пальцами кадык, забыв, что шея затянута в кольчужный капюшон. А потом вместо того, чтобы схватится за нож, вознамерился выдавить сквозь щели железной полумаски глаза.
Гуннар, не тратя времени, отбросил в стороны руки врага и ударил его заключённым в кожу и металл предплечьем, зафиксировав голову второй ладонью для удобства. Имей Гуннар возможность вложить в удар силу ног, корпуса и вес облачённого в доспехи тела, челюсть, не закрытая личиной, немедля бы треснула, а так. Торальф от боли лишь подался назад и дал возможность Гуннару подтянуть ноги к груди и оттолкнуть его.
Оба поединщика сильно устали и поэтому совершали ошибки по очереди. Гуннар, вскочив, вместо того чтобы добивать врага руками и ногами, бросился к мечу, но когда выпрямился, подобрав клинок, то не успел нанести им ни одного удара. Не терявший драгоценных мгновений на поиски оружия Торальф был уже рядом. Чёрный брат выбил ногой меч из руки противника, прежде чем тот успел им замахнуться, и второй удар направил в незащищённую голень.
Торальф бил внутренней поверхностью стопы, и Олаф-рус, увидев, как он это делает, не мог не вспомнить пребывание в землях антов. Словены дали этому удару название «нижняя подсека», и оно очень верно отражало его суть.
