– … славу асов, ванов и светлых альвов сходитесь! И пусть победа достанется сильнейшему! – последний раз за этот хольмганг сказали двое судей, возвещая о начале главного поединка дня.
А начался он с того, что Олаф-рус сломя голову бросился в центр острова.
Он бежал, не думая о том, что бежит, по сути дела, «в гору», что впереди жаркая схватка, на которую было бы неплохо поберечь дыхание. В словенских землях ему довелось участвовать в состязаниях по «тризне» и «горице». В первом случае схватки проводились на похоронном кургане, во втором – по самым разным поводам, но тоже на возвышении. Их правила своей строгостью напоминали хольмганги викингов, а дружеский дух роднил и «горицу», и «тризну» с эйнвингами.
Из этих состязаний он усвоил одно: кто владеет высотой, тот владеет всем. Конунги, что не понимают этого, заставляют войска нести громадные потери от облепивших холмы лучников, и не могут организовать оборону против набирающей с горы невиданную скорость конницы. А поединщики по любым правилам, игнорируя рельеф местности, имеют не так уж много шансов на победу.
Адилс, посчитав, что Олаф набирает скорость для атаки, замедлил шаг и приготовился к защите. И каково же было его удивление, когда бывший друг, достигнув вершины, встал как вкопанный.
Непобедимый боец понял, что его одурачили. Такого с ним давно не было. Адилс закусил губу, а среди зрителей раздались смешки.
Поединщики сражались в рубахах из особым образом обработанной кожи и крепких кольчугах, но головы их были непокрыты. Молодой ауг считал, что глазные щели шлема с забралом-личиной ограничивают боковое зрение, так необходимое против бойца с двумя клинками, а открытый шлем, пусть даже с наносником – баловство, а не защита. И Олаф-рус не стал спорить, хотя имел иное мнение.
Так как шлемов не было, Олаф мог хорошо рассмотреть лицо Адилса. Такой роскоши товарищ детства не предоставил ему даже в минуту разговора с судьями. Адилс и тогда стоял спиной к русу в знак презрения.
Олаф видел, как противник пытается сохранить непроницаемое спокойствие, но волнение, когда бьёшься с тем, кого считал лучшим другом, тяжело скрыть. На вечно-загорелом лице Адилса застыла маска холодного презрения, но чем дольше в него всматривался Олаф, тем чаще эта маска давала трещины дрожащими складками.
Адилс впервые за несколько лет дороги хольмгангера нервничал на поле боя, и это было хорошо для его соперника, сохранившего ледяное спокойствие.
Викинг из племени Рус был спокоен, потому что хольмганг не был для него убийством лучшего друга. Во-первых, он никогда не считал Адилса кем-то большим, чем товарищем по играм и эйнвингам, а во-вторых, если Адилс обнажил мечи с твёрдым намерением лишить Олафа жизни, то Олаф.
Звон четырёх мечей ознаменовал первое столкновение последнего поединка хольмганга. Адилс Непобедимый бросился в атаку резко и неожиданно. Многие зрители даже пропустили этот важный момент. Только что молодой ауг несколькими шагами ниже застывшего в защитной стойке Олафа осторожно ходил кругами, не спуская с него взгляд чёрных, как угли, глаз, а вот он уже выбивает из мечей противника стальной звон своими мечами.
Но это продолжилось недолго. Адилс был не настолько глуп, чтобы сражаться в невыгодном для себя положении. Он рассчитывал, превратив атаку в отступление, увести Олафа с вершины острова. Но Олаф слишком часто дрался по правилам словенской «горицы», чтобы позволить провести себя таким образом. Стоило Адилсу сделать один шаг назад-вниз, воин из племени Рус снова занимал выжидательную позицию.
Так повторилось несколько раз. Адилс Непобедимый применял самые различные хитрости и уловки, чтобы увести за собой противника, но противник словно прирос к тому месту, которое занял. Он чувствовал, насколько опаснее стали удары товарища детства за прошедшие десять лет, но для себя не чувствовал никакой опасности. Олаф-рус был слишком хорошим воином и провёл слишком много поединков по словенской «горице», чтобы позволить себя победить бойцу, который наступал «в гору». Даже такому, как Адилс Непобедимый.
Молодой ауг решил сказать прямо, пусть и без единого слова, что не будет сражаться с тем, кто занял более выгодную позицию. Он отошёл назад-вниз на несколько десятков шагов и с невозмутимым видом опустил мечи.
Бойцы стояли неподвижно до тех пор, пока с драккаров не стали раздаваться недовольные выкрики и свист. Но Олаф-рус даже не пошевелился, а вот его противник слишком привык к тому, что публика ему лишь рукоплещет.
– Эй, человек, которого я некогда знал, как Олафа-руса, а теперь не знаю, как называть! Ты пришёл сюда драться или загорать на осеннем солнышке? Хочешь драться – подойди ближе! Хочешь загорать – загорай в другом месте!
Зрители встретили такие мужественные слова одобрительными криками. Никто не сомневался, что теперь-то молодой рус не посмеет уклоняться от поединка. Но они не знали характер потомка волхвов.
– Адилс Непобедимый из племени аугов, тебе лучше знать, зачем я сюда пришёл. Не я тебе, а ты мне послал вызов на хольмганг. Из нас двоих ты первый захотел смерти другого. Делай, что хотел, друг, а я буду делать то, что я хочу, – спокойно ответил Олаф.
– У меня нет в друзьях человека, который говорит такие вещи про мою жену! – не выдержал Адилс.
– У меня никогда не было в друзьях Адилса Непобедимого, друг, но у меня никогда не было его и во врагах. Ни его самого, ни его супруги – женщины, которую я никогда не видел, но всегда уважал, – сказал, не дрогнув ни мускулом, Олаф.
– Если ты всегда уважал эту женщину, то почему тогда стоишь против её мужа с обнажёнными мечами?! – возмутился Адилс.
– Не я, а ты должен ответить на этот вопрос, друг, который никогда не был моим другом, но не был и врагом, – таинственно ответил молодой рус.
Адилс замолчал. Он никогда не был таким глупым и угрюмым, как Марви, но никогда не отличался разговорчивостью Ваги и даже на фоне Торальфа казался молчуном. Длинные тирады означали одно: Адилс находится в сильном волнении.
Так или иначе, но претензии Олафа в одном были справедливы: вызов бросил Адилс, и он же по законам чести должен атаковать, если обоим выгоднее просто стоять.
Но ставить гордую репутацию Непобедимого в зависимость от рельефа острова, Адилс не собирался. К тому же ему надо было обдумать туманные слова Олафа. По этой причине Чёрный брат объявил первый перерыв в сорок вдохов и сорок выдохов.
Шагая в свой угол, Олаф думал о том, что второй раз противник не позволит так просто забрать у себя преимущество и, следовательно, надо будет бежать ещё быстрее.
Рус мог бы сейчас одной фразой не только выиграть поединок, но и навеки опозорить Адилса. Дело в том, что товарищ детства от волнения нарушил правила хольмганга. Как человек, бросивший вызов, он обязан был предоставить противнику возможность нанести первый удар и, лишь отбив его, рубить и колоть самому. Но когда судья поинтересовался: «Чей клинок первым захотел испить крови?», русоволосый викинг усмехнулся и сказал: «Того, кто имел на это право».
