Шёпот молодого руса спокоен, а старый вервольф с трудом удерживается, чтобы не закричать – воспоминания о любимом сыне причинили ему боль.
– Когда вы поняли, что юноша не взял с собой ни одного воина, было уже поздно – к нему присоединились два странника. Ты не мог убить Гогри спящего, потому что всегда бодрствовал кто-то из нас, а может, тебя уже тогда тронуло его благородство.
Вервольф хочет что-то сказать, но рус считает нужным вначале закончить начатую речь:
– С каждым днём тебе всё больше нравился этот смелый и открытый парень. С каждым днём тебе всё меньше и меньше хотелось его убивать. Ты продолжал вести нас в ловушку, но каждый вечер убеждал страшными историями, что нужно повернуть назад. Клянусь Тором, я за всю жизнь не слышал столько клеветы о вашем народе, сколько сказал за эти вечера ты! Но твои стрелы поражали не ту душу. Бедного Годфреда они ранили в самое сердце, а юный ярл, что командовал отрядом, лишь обрастал бронёй против любого страха. Бронёй, за которой пылала ненависть ко всем, кто умеет превращаться в волков!.. И вот тебе представился подходящий случай избавиться сразу от двоих охотников. Одна ночь, и на следующую ты мог бы убить мальчишку, не опасаясь того, что я проснусь, но ты поторопился. Ты боялся, что завтра полюбишь его ещё сильнее и тогда не сможешь причинить ему никакого вреда.
– Хватит!.. – Голос вервольфа громок, но утомлённый юноша продолжает тихо дышать. – Глупец, да я уже давно не собираюсь его убивать! Не убить, а подарить новую жизнь. По-твоему, глупый рус, почему я подкрадывался к нему в человечьем облике, когда убивать легче в волчьей шкуре? Да потому что волчьими лапами не ухватишь верёвку! Я хотел лишь связать вас обоих!
– Для чего?
– Тебя – чтобы не пришлось убивать невинного человека, его – чтобы без помех укусить.
Олафа-руса тяжело удивить, но судя по его тону, старому вервольфу это удалось:
– Зачем?!
– Неужели неясно? Он любит свой народ больше жизни. Это прирождённый правитель! Вожак, о котором можно только мечтать. Он тот, кто соберёт уцелевших вервольфов и спасёт наше племя. За кем моя стая пойдёт и в огонь и в воду, да хоть в сам Хельхейм, если будет такая нужда! Да, вначале он не будет мне благодарен за такой подарок, но когда поймет, что обратной дороги нет, смирится и станет во главе последних оборотней, которые говорят на северных языках!
– Это жестоко – не давать ему выбора, каким быть.
– Жестоко – это истреблять целый народ только потому, что он умеет то, что недоступно вам!
Наступает долгая пауза. Наконец вервольф сумрачно задаёт свой вопрос:
– А ты… ты почему не убил меня сразу?
– Потому что Годфред Боец был прав.
Вервольф закрывает глаза, и на нож Олафа стекает слеза.
– Я знал, знал, что ты один из нас, но не хочешь в этом признаваться.
– Нет, ты не понял, – разочаровывает его рус, – он прав в том, что я был в Восточной Словении и видел волкодлаков. И лично убедился, что злодеев среди них не больше, чем среди людей, а легенды о кровожадном зове Луны – грязная ложь. Ты мог бы давно убить нас всех магией, но ты не хочешь смерти невинных людей, и даже пастуха, который поднял на тебя копьё, а потом поднял тревогу, ты пощадил.
Олаф убрал нож – в нём больше не было нужды.
– Да, должны умирать только виновные. Викинги из-за нескольких негодяев, списавших собственные злодейства на зов Луны, истребляли всех вервольфов поголовно, а мы будем мстить лишь тем, кто подымал копьё!.. Моё настоящее имя в прошлом!
Сейчас меня зовут Скульдольф – Волк Долга, и мой долг.
– Постой, Скульдольф, вначале пару слов о долге.
Олаф садится на землю. Старый вервольф садится рядом.
– Ты ничему не научился у того, кого хотел забрать в вожаки. Счастье племени важнее личной мести, решил этот юнец и отправился в опасную погоню в одиночку, не взяв ни одного воина, дабы возможная атака была отбита скоро и без больших потерь. Ты же словно не представляешь, чем обернется твоё желание отомстить всем, кто принимал участие в охоте на вервольфов.
Старому оборотню не нужно много времени, чтобы найти ответ на так вовремя поставленный вопрос:
– Новой охотой.
– Наконец-то ты понял! Единственный шанс вервольфов – это затаиться. Жить среди нас так, чтобы даже потомок волхвов ни о чём не догадался. Стать тенью мира викингов, пока вы не найдёте в Митгарде свободное место для собственной страны. Пока не размножитесь настолько, что сможете этот уголок заселить!.. А Гогри Иноземца оставьте миру людей. Прошу тебя пока что добром, оставь его миру людей, Волк Долга.
* * *
Утро кусок за куском отвоёвывало лес у мрака, а Олаф-рус торопился согреть своему юному командиру завтрак. Он уже знал, как сумеет убедить Гогри Иноземца в том, что бонд обознался и его отца убили простые волки. Этой ночью их убили его меч и копьё бродячего скальда, который поторопился отправиться дальше, искать новые легенды и новых слушателей. Олаф умел убеждать людей, а то, что Годфред всё видел и много чего слышал, его не волновало – кто поверит сумасшедшему?
Он готовил вкусную оленину и временами бросал взгляды то на лицо мирно спящего юного ярла, то на ворочающегося в бессильной ненависти связанного Годфреда, то в чащу, которая окружила поляну. Временами ему казалось, что в этой чаще мелькает серебристое тело его нового знакомого, но каждый раз это была всего лишь тень.
Всего лишь тень – Волк Долга верно понял слова русского викинга.
Встреча с бездной
Посвящается Дугласу Джорджу
Долгий дождь неприятен сам по себе, а когда он случается на море, да ещё в холодную погоду, то даже смиренный монах начнёт поминать Небо дурным словом. А на палубе, по которой барабанили небесные капли, не было ни одного монаха, поэтому здесь кляли капризы погоды ещё сильней.
Холодная погода не в диковинку на Большом Острове, где живёт народ саксов, да и туман тоже, поэтому местные жители иногда называют свою землю Страной Туманов. Но на борту корабля, который пытался найти путь в тумане, не было ни одного сакса, поэтому никто не привык к путешествиям сквозь сырую мглу.
Да, туман, тем более на море – это скверное дело и без дождя, а с дождём он в сто раз неприятнее, и именно поэтому Феодор Корий Гинсавр по прозвищу Феодор Отважный никуда не уходил с палубы своего головного корабля с коротким, но красивым именем «Лань», несмотря на то, что дождь играл на палубе колыбельную мелодию, а морской туман напевал шёпотом что-то вроде «В каюту, в каюту.».
Нет, капитан не имеет права уходить в каюту тогда, когда его судно подвергается такой опасности. Тем более, что от маршрута «Лани» зависит судьба ещё двух достойных выпускников верфи, которых головной корабль Феодора ведёт как поводырь слепых. Впрочем, в малознакомых водах тем более вблизи таких любителей полакомиться потопленными кораблями как Орочьи Острова, без лоцмана любое судно подобно слепому, решившему пробежаться по болоту. А лоцман, доподлинно знающий опасные места местных морей, на всю маленькую флотилию Феодора Отважного был только один.
