Горвинда Мак-нута тоже волновало, что к туману присоединился ветер. Но по другой причине.
– Клянусь честью клана, если дело пойдёт так дальше, то облака будут разогнаны, – пробормотал он, прислушиваясь к голосам моря.
Сейчас уже никто не шутил, что в крови шота видно есть след лягушачьего семени, ибо только наследием предка с перепончатыми лапами можно объяснить такую ненормальную любовь к дождю и рекам, и такую ненависть к морю и к суше. Странности старого лоцмана казались смешными, когда суда вставали на стоянку близь его плота, а когда в руках, возможно умалишённого, оказывалась их судьба, людей это ненормальное поведение лишь пугало.
Но никто из команды, каким бы обречённым не казался поход, и не думал роптать, и не, потому что за путешествие севернее Большого Острова Феодор платил больше, чем за обычное плавание. Просто их наниматель был не обычным купцом, почему и его отношения с командой больше походили на отношения отца и сыновей, чем на связь хозяина и работников.
Феодор, призвав на помощь истинного Мессию (а не того, которому в родной Империи возводят многочисленные храмы), приложил ладонь ко лбу и попытался единственным глазом (память о давнем сражении) разглядеть что-нибудь в этом тумане. Но напрасно он напрягал зрение. Ничего, кроме тех неясных призраков, на которые так горазда любая мгла.
Эти призраки пугали команду. Каждый видел в клубах тумана свой самый тайный страх, и только опыт морских странствий и сила молитвы не давали удариться в панику. Хотя всё вокруг нагнетало напряжение. За шею моряков стекала холодная вода, заставляющая даже закаленных викингов неуютно ёжиться, глаза застилала серая мгла, а из того, что слышали уши, только дробный стук капель о палубу, ритмичный всплеск весёл, усиливающиеся порывы ветра, тихие молитвы товарищей и их же напряжённое дыхание были звуками из этого мира. Остальные неясные, едва уловимые, одновременно притягательные и отталкивающие шумы были совершенно незнакомы даже самым опытным членам команды. Потому что каждый туман непохож на другой. Надев на голову шапку серой мглы, самое знакомее море становится другим. Оно начинает разговаривать иным голосом: неясно гудит и тревожно ухает, тихо стонет и непонятно бормочет, странно шипит и тревожно дышит. Стоит туману рассеяться, все эти звуки пропадают, но пока на поверхности воды царит мгла, никто не может растолковать, о чём же сейчас говорит море.
В такие минуты в душах самых благоверных служителей Мессии оживают суеверия, впитанные со страшными сказками детства. Кажется, что вот сейчас призрак, порождённый туманом, оживёт, и броситься на корабль, вонзая когти в киль и издавая дикий рык. В тумане морякам вспоминаются рассказы о морских змеях и гигантских осьминогах, китах-убийцах и меднокрылых птицах и прочих созданиях, которые если верить легендам, только и ждут, чтобы полакомиться человечьей плотью. И напрасно будут кричать люди, умоляя о пощаде – морские чудовища не знают жалости.
– Нет!!!
Кто-то из моряков чуть не свалился за борт, а руки дружинников дёрнулись к копьям – настолько неожиданным был крик старого шота. Лоцман рвал остатки волос, со стоном «Ты меня подвела, гадюка!» бил себя нещадно кулаком в больную ногу, и хромая, бегал по палубе.
Его отчаяние могло привести в панику любого, но моряки уже успели выучить, что с этим лоцманом дела обстоят по-другому. Когда он был спокоен, следовало держать ухо востро, а в минуты таких ярких проявлений страха, нормальным людям можно было вздохнуть спокойно.
Моряки благодарили каждый своих богов, вытирали с лиц воду и делали всё, чтобы добрый шот не заметил их радости. Но у Горвинда Мак-нута были очень крепкие для старого человека глаза.
– Что вы смёётесь, глупцы?! Я бы на вашем месте плакал! Феодор, немедленно поворачивай «Лань».
– Назад?!
Купец с досады чуть не стукнул кулаком в мачту.
– Хорошо бы, но назад мы не успеем. Слева от нас в пятнадцати милях приютился остров Холлисвэй. Туда мы и поспешим, если хотим спасти свои жизни и товар для несчастных пиктов.
– Но остров Молливэй ближе, – не выдержал и вмешался в разговор Антилай Могучий, – вон он, его уже видно.
Он был прав. Ветер, развеяв тучи, стремительно растаскивал остатки тумана, и теперь люди чётко видели землю.
– Кто здесь, капитан?! – в ярости крикнул Горвинд и толкнул моряка, которому убирался под мышку, в грудь, – делай своё дело, матрос! Феодор давал мне клятву слушать меня во всём и ему же я даю отчёт о своих действиях!
Антилай с радостью бы вышвырнул шота за борт, но стоило владельцу корабля и по совместительству капитану, помотать недовольно головой, как силач смирил свой гнев и поспешил командовать матросами.
Паруса были натянуты в миг, а гребцы уже с облегчением хотели поднять вёсла, но лоцман с такой яростью настаивал на том, чтобы они достигли спасительного острова как можно быстрее, что Феодору пришлось посадить на скамьи вторую смену.
– И всё же, – спросил он, когда все указания были выполнены и три корабля помчались в направлении, которое указал Мак-нут, – мне то ты можешь сказать, почему мы избегаем ближайшей земли и плывём к острову, который располагается многим дальше? Из-за местных жителей?.. Но в моём букелларии столько бойцов, что мне хватит сил, не то что отбить атаку местных шотов, но и завоевать при желании все Орочьи Острова. К тому же местные жители ужасно неразговорчивы, но не имеют злого характера, в этом мы уже убедились в прошлые два похода.
Это была правда. Обитатели Орочьих Островов не любили долгих разговоров с чужеземцами, и даже Гаилай не смог их разболтать. Правда он уверял, что ему просто не хватило времени, и требовал оставить его здесь хотя бы на месяц, но Феодор его не слушал. В местных жителях не было злобы, когда рядом стояли три могучих корабля с большим букелларием из викингов и словенов на борту, но кто знает, как они поведут себя с любопытным историком, когда он останется с ними наедине. Кривой Купец (ещё одно прозвище Феодора) не собирался отвечать перед Мессией за то, что позволил умереть одному неприспособленному к жизни человеку. Конечно, если оставить ему солидную охрану, то Гаилай может смело обойти не только Орочьи острова, но и всю страну шотов, но в отличие от учёного мужа, остальные люди команды Феодора Отважного получали за свой труд деньги. Нет, он с радостью бы оплатил Гаилаю личный букелларий, как он уже не раз делал раньше, но только с условием, что в занесённых на пергамент легендах и преданиях один предприимчивый купец найдёт выгоду. Сейчас он выгоды не чувствовал. Безусловно, в любую идею учёного мужа вкладываться было рискованно, и в половине случаев затраты не окупались. Но в этот раз Феодор решил, что вероятность прибыли – нулевая. Поверить в то, что из легенд никому не нужных островов, можно извлечь сведения, способные принести много денег, ему было тяжело. Ведь даже о пиктах, живущих у них под боком, местные жители ничего не знали.
– Неужели ты не понимаешь? – после долгой паузы спросил шот.
Феодор не сказал впрямую, что уважает своего лоцмана, но считает его слегка помешанным, однако дал понять, что логику его поступков ему, нормальному человеку, понять тяжело.
