Все вы знаете, как боги избавили землю от Мировой Змеи, что нынче опоясала океан. Имя её Митгард, или Ёрмунгард, как её называют какие-то племена, дабы не путать с именем Срединного Мира. Все вы знаете, как с третьей попытки был посажен на нерушимую цепь Глейпнир неукротимый волк Фенрир – другой отпрыск Локки от злой великанши. И только лжец скажет, что не вздрогнул от страха, когда мальчиком услышал первый раз легенду о том, как асы прогнали в Страну Мёртвых сестру Фенрира и Ёрмунгард, ужасную Хель – полуженщину-полумертвеца. Но даже старые скальды забыли, как асы избавились от конунга варгов Кайнифа и ярла бернов Нуганрика, а некоторые даже не помнят, что они существовали. Но я помню. Помню, что мне сказал Один, пока я спал на палубе драккара, проплывавшего мимо Гордого Острова. Помню и хочу, чтобы запомнили все вы.
По приказу Одина мелкие звери снежных равнин стали повторять за ярлом бернов слова, которых он никогда не говорил, а птицы лесов передавали исходившие от конунга варгов слухи, которые он, как ни странно, никогда не распускал. Плохие слова касались детей Кайнифа, а гнусные слухи жены Нуганрика. Разумеется, не прошло и трёх дней, как оскорблённый конунг варгов послал вызов ярлу бернов и был сильно удивлён, когда приглашение на хольмганг от не находившего себе места предводителя лесных зверей пришло первым.
– Мои хирдманы никогда не искали ссоры с твоими бондами. Мы никогда не ходили друг на друга войной. Мой дом всегда был твоим, а в твоём я чувствовал себя как дома. И ты не забыл, что у нас разные матери, но один отец? – бросил в лицо Нуганрику конунг варгов.
– Да, это так, и я ничего не забыл, – отвечал ему ярл бернов.
– Так почему ты позволил себе так плохо говорить о моих детях?! Детях, называвших тебя дядей и любивших почти как родного отца! – не смог удержаться от крика великий Кайниф.
– Я любил каждого твоего щенка сильнее, чем дождь любит землю, а луна звёзды. И я люблю их до сих пор, несмотря на то, что их отец, зверь, с которым у нас только матери разные, осмелился сказать о матери моих малышей такое, что стесняются брякнуть кузнецы, попадая по пальцам молотом! – огрызнулся могучий Нуганрик.
– Подлый лжец! Признайся, что в твоих словах нет правды, и отправляйся в свои древние леса чесать спину о ели и сосны! Или не вини меня в крови, что сейчас прольётся! – попытался угрожать Кайниф.
– Это ты подлый лжец! Это в твоих словах нет правды! Ступай в свои бескрайние снега воровать ягель у оленей! Или не вини меня в дырах, что сейчас покроют твою шкуру! – ответил на угрозу Нуганрик.
И после таких слов другие слова стали лишними. Два могучих зверя замолкли, и заговорило их оружие.
Нуганрик сражался копьём «Змея Леса». На его древко ушёл трёхсотлетний ясень, а наконечник ковали лучшие кузнецы страны бернов сорок лет и сорок зим. Всё это время сорок колдунов из страны людей держали железо горячим, а силы кузнецов свежими.
Кайниф был необычным варгом, поэтому мог стоять подобно противнику на двух ногах. Он был необычным варгом, но всё равно ничего не мог взять пальцами, поэтому его копьё к передним лапам привязали крепкой верёвкой. Древко было меньше древка Нуганрика, но волей одного чёрного колдуна душа другого навечно поселилась в наконечнике. «Змея Страха» звали это копьё, потому что свист его навевал тоску и ужас на любого противника. А кто хоть раз испил хмель победы, знает, что страх – верный путь к поражению.
Но не таким бойцом был Нуганрик, чтобы поддаться колдовскому страху, и не таким бойцом был Кайниф, чтобы испугаться преимуществ противника. А потому вновь и вновь сходились два зверя на поле хольмганга, и не было победы ни одному, ни второму.
Их ясеневые змеи летали над землёй подобно ласточкам, что предчувствуют дождь, и неустанно жалили щиты и брони. Но стоило языку Змеи Леса проникнуть под кольчугу Кайнифа, как дикий ветер поднимал столбы снега в тундре, и раны конунга варгов затягивались. А стоило Змее Страха ранить плоть Нуганрика, густые леса начинали шуметь, и исчезала кровь с шерсти бернского ярла.
И вот не осталось щитов ни у первого, ни у второго хольмгангера. И отошли в сторону молодые берны. И отползли назад юные варги. Их предводители сошлись один на один, без щитоносцев, и земля застонала от их поступи.
Сорок лет и сорок зим сражались два зверя-хольмгангера, но ни первый, ни второй не чувствовал на губах хмель победы. Сорок весен и сорок осеней дрались они древками из ясеня, но ни первый, ни второй не слышали злую песнь поражения. И тогда опустил копьё конунг варгов и спросил помощи у всемогущего одноглазого Одина. Но прежде опустил копьё ярл бернов и спросил помощи всемогущего повелителя Асгарда.
Конунг Асгарда, всемогущий одноглазый Один, прибыл на место хольмганга подобно ястребу, но завидев усталых зверей, замедлил полёт коня. Слейпнир, чудесный конь о восьми копытах, чувствуя тоску хозяина, никуда не спешил, а хозяин его, бог богов, горько жалел о былых сомнениях. Он понял, что такие славные воины никогда не предадут Асгард и не выступят на стороне великанов. И потому, выслушав их просьбы, бог богов простёр руку и сказал:
– Прежде чем возвести остров, где не будет слышно ни шума твоих лесов, могучий Нуганрик, ни голоса твоей тундры, славный Кайниф, дабы вы продолжили хольмганг в равных условиях, прошу вас: примиритесь и забудьте друг другу то, чего никогда не было.
Один не мог сказать в открытую, что это он поссорил их, ибо тогда бы сам толкнул два народа в армию ётунов, поэтому просто поклялся, что доподлинно знает: вины нет ни на Кайнифе, ни на Нуганрике, но открыть большего он не вправе.
Но не поверили клятве повелителя Асгарда повелители зверей, и зарычал вначале Кайниф, потом Нуганрик.
– Нет, ты не хочешь, чтобы мой противник погиб, потому и покрываешь его! Мы продолжим хольмганг с твоей или без твоей помощи! – сказал каждый из поединщиков.
И великий гнев обуял бога богов. Он чуть сразу не поразил тяжёлым Гунгниром – копьём, не знающим ни пощады, ни промаха – тех, кто осмелился сомневаться в словах владыки Асгарда. Но потом решил, пусть глупые звери сами накажут себя.
И тогда вспыхнуло небо и заискрилось море, и двенадцать асов с разрешения владыки морей, доброго вана Ньерда, подняли из пучин Остров Гордости. А затем перенесли на него двух усталых поединщиков.
– Вот вам земля, какую люди назовут Гордый Остров или Остров Гордости, – сказал Один пред тем, как вернуться в Асгард. – Остров лежит так далеко от густых лесов, что их шум не залечит твои раны, могучий Нуганрик. И голосов тундры, что помогают сражаться твоему брату Кайнифу, здесь тоже не слышно. Эта гордая земля не терпит трусов. В отличие от других островов для хольмганга, наказывает их не холодным купанием, дорогим хольмслаунсом или презренным званием нитинга, а немедленной смертью. Берега эти так высоки, что даже ты разобьёшь свои кости о воду, могучий Нуганрик. Вода здесь так глубока, что даже ты не достанешь дна лапами, о, славный Кайниф. А потому готов простить ваши глупые слова и последний раз прошу: примиритесь, глупые звери!
