* * *
Когда я открыл глаза, за окном уже было светло… и явно не первый час. Лена – теперь я никак не мог даже про себя назвать ее по фамилии или «сударыней» – еще спала, высунув из-под простыни длиннющую загорелую ногу. Белая ткань кое-как прикрывала живот и грудь, но на бедра, бок и бронзовое от летнего загара плечо ее уж не хватало. На мгновение я почувствовал острое желание потянуть за краешек… но удержался.
Пусть отдыхает.
Этой ночью я первый раз был с женщиной. И второй, и третий, и… Я потянулся, довольно прокручивая в голове жаркие картинки и попытался ощутить ту самую особенную, «новую» мужественность, которой так любили хвастать однокашники в лицее.
Но почему–то так и не ощутил. Жизнь не разделилась на «до» и «после» – а просто продолжалась своим чередом. Хоть и с приятными бонусами в виде спящей рядом красотки.
Я так и не решился ее разбудить. Осторожно выскользнул из-под обнимающей меня изящной ручки, нашарил на полу джинсы и прокрался в коридор. Сполоснулся в ванной, прошлепал босыми ногами на кухню… и застрял. Чайник и банка с кофе у Лены имелись, но после ночных упражнений этого было явно недостаточно.
К счастью, в холодильнике на стенке дверцы нашлось три яйца, которые я через несколько минут расколотил и вылил на сковородку. Кажется, мне еще никогда не приходилось готовить себе завтрак самому… но это почему–то оказалось совсем не сложно.
– Не спится?
То ли прошлая ночь сблизила нас, то ли мои чахлые способности менталиста чуть обострились – оборачиваться я начал даже раньше, чем услышал голос. Лена стояла в дверях кухни и с явным интересом разглядывала мою спину. Она не потрудилась одеться – только обернулась простыней, закрывавшей ее от высокой груди чуть ли не до пяток.
– Проснулся пораньше. И решил приготовить завтрак, – отозвался я и, подумав, добавил. – Нам.
– Ва-а-ау, – довольно протянула Лена. – Кофе в постель?
– Ага. И яичница. – Я пожал плечами. – Больше ничего не нашел.
– Да все равно круто. – Лена выгнулась, едва не оставшись без простыни, и оперлась на дверной косяк. – Самый настоящий князь у меня на кухне готовит завтрак. Где бы записать.
– Только не в газете, – усмехнулся я. – Или мне придется тебя убить.
– Пожалуй, оно того стоило. – Лена прищурилась и склонила голову набок. – Все-таки ты странный.
– Даже так? – вздохнул я. – Тебе… не понравилось?
– Да нет, еще как. Если честно, у меня до сих пор немного ноги дрожат, – призналась Лена. – Просто никак не могу понять. Ты же еще даже не закончил лицей, но при этом… какой–то…
– Умный и обаятельный? – предположил я, чуть убавляя газ в плите.
– Нет… То есть, да! – Лена тряхнула головой. – Я обычно общаюсь с ровесниками, и то они какие–то… непонятно что на уме. А ты вроде младше, а… не знаю – другой!
Другой? Да, пожалуй, подходящее слово. Причем подходящее даже к тому, что я и сам чувствовал… после аварии.
– Ну, пусть это будет моим самым страшным недостатком. – Я сдвинул набок дымящуюся сковородку и выключил плиту. – Давай позавтракаем.
Лена с готовностью шагнула к столу – но сесть не успела. Откуда–то из коридора донеслась заливистая трель. Сначала я подумал, что кто–то пожаловал в гости, и только потом сообразил: телефон.
Странно – я вчера не заметил аппарат. И откуда он у простой… ладно, не совсем простой девчонки?
– Наверное, из редакции звонят, – тоскливо вздохнула Лена. – Потеряли меня…
Она исчезла в коридоре, но только для того, чтобы через несколько мгновений появиться снова. Разговора – если он вообще был – я не услышал, но в нем явно оказалось что–то не самое приятное… или уж точно неожиданное. Лена вернулась на кухню, притащив с собой телефон на проводе. В другой руке она сжимала трубку, и от недостатка поддержки кое-как подвязанная простыня едва не свалилась на пол… но Лене, похоже, было все равно.
– Саш… – пробормотала она с расширившимися то ли от страха, то ли от удивления глазами, – это тебя!
Глава 26
– Меня?! – на всякий случай переспросил я.
И как… и кто?!
Впрочем, времени на размышления у меня все равно не было. Кто бы ни вычислил меня здесь – причем вычислил буквально на раз два – попутно раздобыв Ленин домашний номер, он явно не из тех, кто захочет долго ждать, пока его сиятельство соизволит ответить.
Вариантов рисовалось немного, и я уже приготовился услышать…
– Ну что, Казанова, проснулся?
Голос Кости звучал устало и чуть хрипло, будто брату только что пришлось выдержать продолжительный разговор. И не самый простой – даже без способностей менталиста я почти физически ощутил тревогу.
И не свою – чужую.
– Костя…
– Уж не светлейший князь Багратион, – невесело усмехнулся брат. – Ну как, развеялся?
Издевается. Нет, я, конечно, сам хорош…
– Ладно, некогда мне тебе мораль читать. Собирайся и домой. Быстро.
Костя говорил чуть торопливо, сосредоточенно и так отстраненно, что я на мгновение даже разозлился. Но тут же выдохнул, лишь чуть сильнее стиснув скользкую трубку телефона пальцами. Нет, брат вовсе не спешил поскорее устроить мне разнос за поведение, недостойное отпрыска дворянской фамилии.
Случилось что–то посерьезнее очередного «залета» бестолкового княжеского сынка.
Намного серьезнее.
– Кость, да что у тебя там?..
– Саш, нет времени. Давай быстро к дому, жду тебя через полчаса.
Через полчаса?! Да тут через город одной дороги будет на…
– Да не в Елизаветино, дурила! – Костя нервно рассмеялся, будто в очередной раз прочитав мои мысли. – У нас на Мойке… Тебе близко.
– Откуда ты вообще… блин, – проворчал я.
– Все знаю? – Костя вздохнул. – Саш, думаешь, так сложно отыскать в Питере одного не в меру темпераментного князя?.. Особенно если знать, куда он поехал.
– Да что случилось то? – не выдержал я.
– Не телефонный разговор. Но дело серьезнее некуда. Так что очень тебя прошу – поспеши. И осторожнее на дороге.
Костя повесил трубку – показалось, что даже раньше, чем успел договорить, и последние его слова звучали не из динамика телефона, а прямо у меня в голове. Или мне вообще почудилось, и на самом деле я уловил не конкретную фразу, а лишь отголосок эмоций, настроение.
С трех или даже четырех километров по прямой, на той стороне Невы.
Случилось что–то нехорошее, и брат звал меня. Не Мишу, не Андрея Георгиевича… даже не грозного деда – меня. Потому, что я оказался ближе?
Или все-таки потому, что мог примчаться, не задавая лишних вопросов?
