– Что?
– Наши родители нас больше не любят, – заученно говорит девочка. – Если бы они нас любили, они бы не дали нам потеряться. Если бы они нас любили, они бы нас искали. Если бы они нас любили, они бы нас нашли. Если мы здесь – значит, они нас больше не любят. Нас любит только Веселый Майстер Деррен. Он заботится о нас. Нам хорошо.
– Что за чушь, – сдавленно говорит Агата. – Я не верю. Родители не могут разлюбить. Мама не может… Мне надо… Но потом я вернусь, я обещаю. И тогда мы…
– Наши родители нас больше не любят, – говорит девочка, как будто повторяет заученную молитву, как делали Ульрик и Ульрика перед тем, как ложиться спать. —
Если бы они нас любили, они бы не дали нам потеряться. Если бы они нас любили, они бы нас искали. Если бы они нас любили, они бы нас нашли. Если мы здесь…
– Но почему, почему вы так думаете? – спрашивает Агата очень тихо.
– Веселый Майстер Деррен объясняет нам это каждое утро и каждый вечер, – говорит девочка, опустив голову. – Мы понимаем не сразу. Но мы понимаем. Рано или поздно мы понимаем. Если бы они нас любили, они бы не дали нам потеряться. Если бы они нас любили, они бы нас искали. Если бы они нас любили, они бы нас нашли. Если…
– Агата! Веселая Мистресс Агата!
Агата резко оборачивается на громкий оклик Ласки. За спиной у Ласки стоит, расплывшись в неестественной улыбке, майстер Деррен.
– Ваше платье готово, и ваша маска тоже. Вы ведь ждете не дождетесь возможности пойти повеселиться, правда?
– Конечно, – уверенно говорит Агата, но когда она влезает в платье с огромной юбкой и гигантским воротником, а лицо закрывает белой маской, она уже не кажется себе юной святой Береникой (тем более что та носила строгий серый костюм, а не этот странный ужас) – она кажется себе какой-то вычурной куклой, которая и ходит-то с большим трудом.
– Нам бы расплатиться, Веселая Мистресс Ласка, уж простите, что я беспокою вас такими низменными вещами, – деликатно говорит майстер Деррен и низко кланяется.
Тонким пинцетом, прицепленным к поясу на длинной серебряной цепочке, Ласка вынимает маленький синий камень из одного из своих многочисленных перстней и отдает его майстеру Деррену. Тот быстро прячет камень за толстую щеку. Взяв Агату за руку, Ласка быстро идет из зала в зал, мимо цветных дверей, охраняемых вооруженными детьми.
Сцена 12,
посвященная памяти преставившегося человека, капо альто Оррена. Его собственное имя было «Эл», он принял судьбу своего святого, был Осторожностью своей команды, умелым милитатто и последовательным человеком. Мы помним, что он совершил большую ошибку, но искупил ее впоследствии
– Помни, – шепчет Ласка, – ты Изапунта. Запомнила? Изапунта. У тебя разбито сердце, сама придумай, как и почему. И на всех, кто пригласит тебя танцевать или задаст лишние вопросы, бросайся с кулаками и тверди: «Ах, разве вы не видите, что сердце мое разбито!» И все это время ищи…
– Ради всех святых, кто это прелестное дитя? – произносит изумленный голос прямо у Агаты над головой.
– Это моя племянница Изапунта, – жеманно говорит Ласка и приседает в реверансе перед майстером Гобрихом. – У бедной крошки разбито сердце.
Майстер Гобрих обходит вокруг Агаты и рассматривает ее, как породистую собачку.
– Я начинаю думать, что это была очень милая идея, – говорит он, растягивая слова. – Так что же с вами случилось, милая Изапунта?
– Ах, – говорит Агата и делает вид, что трет глаза кулачками, – у меня совершенно разбито сердце! Мой…
Агата совершенно не знает, что говорить дальше, но слова вдруг приходят на ум сами собой.
– Мой возлюбленный влюблен в мою лучшую подругу, —
говорит она и чувствует, как сердце ее сжимается, словно вот-вот и правда разорвется. – Они не расстаются ни на секунду. А я… Ко мне он относится, как если бы я была его сестрою.
Майстер Гобрих молчит, а затем поворачивается к Ласке.
– Прелестно, – удовлетворенно говорит он. – У девочки талант. Поздравляю вас, Ласка.
У Агаты болит в груди, она чувствует, что под маской у нее уже текут слезы, а майстер Гобрих подходит к группе нарядных мужчин и женщин в алых масках со вздернутыми носиками и с алыми перьями в волосах и что-то говорит им, показывая на Агату. Восторженно ахая, группа направляется к «маленькой Изапунте».
– Золотую дверь, Агата. За ней лестница наверх, на пятый этаж. Только золотую, именно золотую, понимаешь? – быстро шепчет Ласка, но ее уже оттирают.
Агату теребят, берут за руки, называют Изапунтой, просят рассказать про ее возлюбленного, про ее «маленькое разбитое сердце», просят станцевать, «как она танцевала бы для своего любимого», просят спеть про него песенку.
– Очень внимательно! – кричит Ласка издалека. – Будь очень внимательна!.. – но Агата уже не слышит, голова у нее кружится, от толпы вокруг волнами исходит тяжелый запах духов, и тогда Агата бросается на первую попавшуюся женщину и со всего размаха лупит кулачками по ее расшитому корсажу.
– Оставьте меня в покое! Да оставьте же меня в покое! – кричит она. – Мне и так плохо!..
В зале повисает тишина. Агате делается очень-очень страшно. Она видит, что даже балетная труппа из трех десятков детей, одетых в черные комбинезончики и белые маски и танцевавших в центре, сбивается с такта и в недоумении замирает, когда маленький детский оркестр перестает играть на середине такта.
«Это конец, – думает Агата, – мне конец. Я останусь здесь навсегда,
и если меня не убьют прямо сейчас или не посадят на цепь, я буду вечно мыть отхожие места или делать еще что похуже. А когда вырасту… Господи, что они делают с теми, кто вырастает, хотела бы я знать?» – и почему-то от этой мысли Агате становится еще страшнее. «Мама и папа никогда не узнают, где я, – вдруг понимает она. – Но я ни за что, ни за что не поверю, что они меня разлюбили. И называть меня… Называть меня будут только Агатой. И…»
И тут женщина, на которую Агата набросилась с кулаками, восторженно аплодирует.
– Какая прелесть! – восхищенно восклицает она.
