– Хорошо. Вижу, ты в теме. Вопросы есть?
Вопрос у Дуси был. Но задавать его в присутствии тетеньки, в которой только распоследняя тупица не углядит соперницу, не стоит. Землероева издала многозначительный носовой звук «гм», покосилась на вдову…
– Юль, ты не оставишь нас одних? – понятливо попросил сыщик, и едва вдовушка исчезла с горизонта, кивнул: – Валяй. О чем спросить хотела?
Неудержимый гейзер ревности Евдокии удалось сдержать не в полной мере. Чувствуя себя немного «чудовищем с зелеными глазами», Землероева оформила вопрос, как смогла, тактично и тактически:
– Олег, я, конечно, не могу знать, что вас с Юлей связывает, но не хочешь ли ты, хотя бы мне сказать…
– Дуся!! Сколько можно?! – Подобным интересом Паршина терзали несколько часов! Вопрос завяз в ушах, набил оскомину, осточертел до судорог лица!
Вопли и судороги физиономии патрона Дуся поняла неправильно. Расстроилась. Заткнулась.
Паршин неверно истолковал ее обиженное молчание.
– Прости, сорвался, – буркнул хмуро через десяток секунд.
– Проехали, – в тон бросила ревнивица.
– Юлию, Дуська, я встретил впервые лет за десять. После школы только на встрече выпускников раз пересеклись. Повторяю для неверующего Фомы – Юлия случайно увидела меня в магазине и…
– Я ж говорю – проехали! Скажи, что она из себя представляет?
Олег задумчиво вытянул губы, приподнял брови…
За несколько месяцев знакомства с сыщиком Дуся заметила за ним одну особенность. Если Паршина спрашивали о близко знакомом человеке, он никогда не отбрехивался дежурными фразами вроде «плохой, хороший человек», «нормальный парень», «трудоголик, лентяй последний», а выбирал из общего прошлого наиболее показательную историю, рассказывал и позволял слушателю судить самостоятельно.
Для Юлии он выбрал вот что:
– Представь, Дуся, десятый класс. Прыщавые нигилисты и фрондеры, интеллектуалы, блин. Вместо умеренно выпивающего физкультурника Галкина нам дают новую учительницу Ирину Федоровну. Целеустремленную молодую, как я бы сейчас сказал – девчонку, мгновенно закрутившую гайки. Двойка за «забытую» или «мамкой постиранную» форму, на девичьи проблемы, к которым раньше с пониманием относился Галкин, – ноль внимания… Мы, понятно дело, взбунтовались.
Федоровне назначают открытый урок, чинуши из РОНО понаехали, а мы – отсутствуем. Изобрели какой-то дикий повод вроде сбора макулатуры, всем классом не явились на урок. Ирина – в слезы, ей выговор влепили, позор всей школе…
И вот… Не знаю, какими правдами и неправдами Махотина добилась приема у начальника РОНО… До сих пор не знаю, что она там ему наговорила, но нам назначили второй открытый урок. Еще одну попытку, так сказать.
Прежде чем одеть всех в форму и под конвоем завучей сопроводить в спортзал, нам устроили классный час. Вначале распиналась директриса, потом классная убедительно доказывала, какие мы в целом некрасивые, в конце слово дали Махотиной.
Олег сделал паузу, глотнул густого чая.
– Юлька выступила просто. Встала со своего места и, глядя на портрет Макаренко над доской, сказала: «Может быть, кто-то думает по-другому, но я считаю, что серьезное отношение к своей работе надо уважать, а не наказывать». Физкультурник Галкин, кстати, на этом месте покраснел и отвернулся.
Тут можно было бы добавить, что после этого Юлькиного выступления полувлюбленный мальчик Паршин переключился на другую одноклассницу: ума хватило догадаться, что с такой девушкой не допустимы половинчатые отношения. Махотина личность, а не объект для флирта на лестничной площадке за мусоропроводом.
Но это дополнение Олег не стал доносить до Евдокии.
Дусю, прямо скажем, выбранная сыщиком история слегка обескуражила. Наверное, Паршин слишком давно закончил школу, чтобы помнить, как на самом деле школяры к правдоискателям и стукачам относятся. На Дусиной памяти подобным девочкам бойкоты или «темные» устраивали. До слез и истерик доводили: сплоченная общей идеей толпа детей – суперзлющая субстанция!
Что хотел историей сказать Олег? Что тетенька приличный человек, неутомимая защитница несправедливо обиженных? Правдоискательница, идущая до самого конца?
Или… Паршин напирал на присутствие личного мнения у подростка Юлии Махотиной?.. Мол, посмотри, Дуся, Юльке от горшка два вершка было, а она уже не подчинялась мнению большинства?
Если подумать… то примерно в том же возрасте Линка Синицына обзывала Дусю принципиальной занудой. Например, когда предлагала подделать мамину подпись в дневнике. Или наврать предкам, что идут на день рождения, срубить деньгу для подарка, а на самом деле оттянуться на дискаче.
Олег намекал на их похожесть? Разглядел в Евдокии нечто подобное?
– Поброди тут, Дуся, – тихо продолжил Паршин. – Поговори, поищи в шкафах скелеты. Юле надо помочь.
– Тебе тоже помощь не помещает, – тоскливо выплеснулся из Землероевой осадок «зеленоглазой мути».
* * *
Компания в «цитадели» на верхних этажах подобралась не разношерстная, а крепко спаянная родственными либо, в случае секретарши Канипаловой, служебными отношениями. Все выходные Евдокия сновала по внутренней лестнице из квартиры в квартиру, знакомилась с фигурантами и совала нос в исподнее. Особой грязи и скелетов пока не попадалось, родня дружно горевала об усопшем. Присутствие Евдокии принималось неоднозначно – мама Котова подозревала, будто Юля нарочно таскает с собой непонятную девицу, так как боится остаться наедине с упреками. Папа покойного, полковник Генштаба в отставке, молча пил коньяк напополам с валерьянкой. Татьяна Котова угощала чаем, поминутно вытирая глаза и нос мокрющим платочком.
Татьяна Дусе понравилась. Если бы не предварительный рассказ вдовы о том, что Тата когда-то лишилась мужа исключительно из-за себя, поскольку с макушкой в быт провалилась, – не поверила бы ни за что. Нынешняя Тата отличалась ухоженным лицом, парикмахерскими ухищрениями в прическе, премиленький домашний костюмчик черного цвета ладно обтягивал округлую фигуру. Под тонкой тканью костюмчика слегка угадывалось корректирующее белье. Тата за собой следила даже в дни траура.
– Вот, Евдокия, посмотри, – раскладывала она перед Землероевой любовно собранные фотографии туристических походов.
Дело было в понедельник, Юля в офис улетела, там что-то неординарное стряслось. Дуся передоверила вдову охранникам компании и осталась дома, на предмет уединения и доверительности при сборе информации.
– Глянь, какие мы раньше были. – Упитанная розовощекая Тата лучилась улыбками на всех фотографиях из стародавнего фотоальбома. – Вот это Стасик Леонидов… сейчас у Котова работает, каким-то… коммерческим, что ли, директором? – Первая жена покойного была все так же далека от всяческих нюансов бизнеса. – Когда-то Стас имел свою фирму, в дефолт все прахом пошло, и Коленька его пригрел. – Продолжая рассказ, Татьяна раскрыла более свежую версию фотовоспоминаний. На глянцевых профессиональных снимках «что ли, директор» выглядел весьма импозантно: высокорослый и подтянутый, челюсть с ямкой, глаз играют – огонь-мужик, такой до старости копытом бьет. – Это мы на юбилее Ядвиги и Бориса Рощиных. – Дуся внимательно пригляделась к стоящей возле Стаса породистой поджарой парочке бизнесменов вполне европейского вида. Коротко стриженая, изможденная в тренажерных залах блондинка независимо придерживала статного муженька под локоток. Муж Боря равнодушно и белозубо улыбался в объектив. – Рощины наши однокурсники, «старая банда»… – Задумалась. – Борька, наверное, сейчас горюет… Перед смертью Коля об объединении говорил – у Рощина тоже строительный бизнес. Не такой, как у нас, правда, помельче. – Евдокия сделала пометочку в мозгах на оговорке – « у нас». – Ядя этим недовольна, ворчала, считая, будто Николаша их под себя подминает… Но зря она так, у Бори бизнес на ладан дышит, Коленька помочь хотел. А вот это, Дуся, – старенькое! Мы на сплаве…
