– В Ипсуиче, сударыня?.. Дуэль в Ипсуиче?! – снова вскричал судья, пришедший в ужас при этом сообщении. Невероятно, сударыня! Я уверен, что в нашем городе этого быть не может. Боже мой, сударыня, известна ли вам энергия наших местных властей? Может быть, вам случалось слышать, сударыня, как четвертого мая я ворвался на ринг в сопровождении только шестидесяти констеблей, с риском пасть жертвой разъяренной толпы. Я прекратил кулачное состязание между мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом. Дуэль в Ипсуиче, сударыня! Я не верю... не верю, – продолжал судья, рассуждая сам с собой, – чтобы двое людей взяли на себя смелость замыслить такое нарушение мира в этом городе.
– К несчастью, то, что я сообщила, слишком верно, – сказала леди средних лет. – Я была свидетельницей ссоры.
– Это дело в высшей степени необычайное, – сказал пораженный судья. – Мазль!
– Слушаю, ваша честь.
– Пошлите сюда мистера Джинкса! Немедленно!
– Слушаю, ваша честь.
Мазль исчез, и бледный, остроносый, полуголодный, оборванный клерк средних лет вошел в комнату.
– Мистер Джинкс! – обратился к нему судья. – Мистер Джинкс!
– Сэр? – отозвался мистер Джинкс.
– Эта леди, мистер Джинкс, явилась сюда с сообщением о замышляемой у нас в городе дуэли.
Мистер Джинкс, не зная в точности, как ему поступить, раболепно улыбнулся.
– Над чем вы смеетесь, мистер Джинкс? – спросил судья.
Мистер Джинкс мгновенно принял серьезный вид.
– Мистер Джинкс, – сказал судья, – вы – болван!
Мистер Джинкс смиренно взглянул на великого мужа и закусил кончик пера.
– Вы можете, сэр, видеть в этом сообщении нечто смешное, но я должен сказать, мистер Джинкс, что смеяться тут нечего, – сказал судья.
Полуголодный Джинкс вздохнул, словно действительно удостоверился, что поводов для смеха у него было очень мало, и, получив приказание записать сообщение леди, потащился к столу и начал записывать.
– Этот Пиквик, как я понял, – дуэлянт? – спросил судья, когда заявление было записано.
– Вот именно, – сказала леди средних дет.
– А другой скандалист.... Как его имя, мистер Джинкс?
– Тапмен, сэр.
– Тапмен – секундант?
– Да.
– Второй дуэлянт, вы сказали, сударыня, скрылся?
– Да, – ответила мисс Уитерфилд, покашливая.
– Прекрасно! – заявил судья. – Эти два лондонских головореза, явившись сюда для истребления подданных его величества, воображают, что на таком расстоянии от столицы рука правосудия слаба и парализована. Они получат урок! Приготовьте ордера на арест, мистер Джинкс. Мазль!
– Слушаю, ваша честь.
– Граммер внизу?
– Да, ваша честь.
– Пошлите его сюда.
Раболепный Мазль исчез и скоро вернулся в сопровождении пожилого джентльмена в сапогах с отворотами, главными приметами которого были: распухший нос, хриплый голос, сюртук табачного цвета и блуждающий взор.
– Граммер! – обратился к нему судья.
– Ваш-шесть?
– В городе спокойно?
– Благополучно, ваш-шесть, – ответил Граммер. Народное волнение немного улеглось – мальчишки ушли играть в крикет.
– В такие времена, Граммер, нужны энергические меры, – решительно сказал судья. – Если ни во что не ставят авторитет королевских чиновников, надо прочесть во всеуслышание закон о мятеже
[81]
. Если гражданские власти не в состоянии защитить эти окна, Граммер, войска могут защитить и гражданскую власть и окна. Мне кажется, это – основное положение конституции, мистер Джинкс?
– Разумеется, сэр, – сказал Джинкс.
– Прекрасно, – продолжал судья, подписывая ордера. – Граммер, вы приведете этих людей ко мне сегодня же. Вы найдете их в «Большом Белом Коне». Вы помните историю с мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом, Граммер?
Мистер Граммер покивал головой, давая понять, что никогда он этого не забудет. Впрочем, он и не мог забыть, поскольку об этом упоминалось ежедневно.
– А это еще более противоконституционный поступок, – продолжал судья, еще большее нарушение мира и спокойствия и грубое нарушение прерогатив его величества. Дуэль – одна из самых бесспорных прерогатив его величества, если я не ошибаюсь, не правда ли, мистер Джинкс?
– Особо оговоренная в Великой хартии
[82]
, сэр, – ответил мистер Джинкс.
– Один из самых блестящих перлов британской короны, отторгнутый у его величества баронами, если я не ошибаюсь, не так ли, мистер Джинкс? – сказал судья.
– Совершенно верно, сэр, – ответил мистер Джинкс.
– Прекрасно! – сказал судья, горделиво приосанившись. – Прерогатива не должна быть попрана в этой части владений короля. Граммер, возьмите подкрепление я приведите эти приказы в исполнение как можно скорей. Мазль!
– Слушаю, ваша честь.
– Проводите леди.
Мисс Уитерфилд ушла, глубоко потрясенная учеными справками судьи; мистер Напкинс ушел завтракать; мистер Джинкс ушел в самого себя, ибо это было единственное место, куда он мог уйти, за исключением дивана, служившего ему постелью в маленькой общей комнате, которая днем была занята семьей его квартирной хозяйки; мистер Граммер ушел, дабы исполнением нового поручения смыть оскорбление, нанесенное ему и другому представителю его величества, бидлу, утром этого дня.
В то время как подготовлялись эти твердые и решительные меры к охранению «королевского мира», мистер Пиквик со своими друзьями, ничего не подозревая о надвигающихся великих событиях, мирно уселись за обед; все были разговорчивы и общительны. Мистер Пиквик только что начал рассказывать о своих ночных приключениях, к великому удовольствию учеников, а в особенности мистера Тапмена, как вдруг дверь открылась и какая-то противная физиономия просунулась в комнату. Глаза этой противной физиономии в течение нескольких секунд внимательно осматривали мистера Пиквика и, по всем признакам, остались вполне удовлетворены своим исследованием, ибо фигура, коей принадлежала противная физиономия, медленно втиснулась в комнату и предстала в образе пожилого субъекта в сапогах с отворотами. Чтобы не держать читателя и далее в неизвестности, скажем коротко: это были блуждающие глаза мистера Граммера, а фигура была фигурой этого же джентльмена.