Мистер Тапмен и мистер Снодграсс были слишком потрясены героизмом своего друга, чтобы дать какой-нибудь ответ; мистер Уинкль еще не настолько справился с воспоминанием о своих показаниях на суде, чтобы сделать какое бы то ни было замечание по какому бы то ни было поводу, и мистер Пиквик тщетно ждал ответа.
– Ну, что ж, – сказал сей джентльмен, – если вы предоставляете мне выбрать место, я предлагаю Бат
[114]
. Мне кажется, никто из нас там никогда не бывал.
Никто там не бывал; и так как эта идея была горячо поддержана Перкером, который считал весьма вероятным, что перемена обстановки и развлечение побудят мистера Пиквика изменить свое решение на лучшее и свое мнение о долговой тюрьме на худшее, то предложение было принято единогласно, и Сэм немедленно отправился в «Погреб Белого Коня» заказать пять мест в карете, отходившей в половине восьмого следующего утра.
Оставалось два внутренних места и три на крыше; поэтому Сэм Уэллер взял билеты на все места и, обменявшись с клерком билетной кассы несколькими комплиментами по поводу оловянной полукроны, которую ему предложили в счет сдачи, вернулся в «Джордж и Ястреб», где был не на шутку занят до ночи, стараясь компактнее уложить одежду и белье и изощряя свои способности в области механики на изобретение различных хитроумных способов приладить крышки к ящикам, не имеющим ни замков, ни петель.
Следующее утро было весьма неблагоприятно для путешествия – туманное, сырое и дождливое. Лошади, запряженные в пассажирские кареты, проехав по городу, окутаны были таким облаком пара, что наружные пассажиры стали невидимками. Газетчики промокли, и от них пахло плесенью; вода стекала со шляп торговцев апельсинами, когда они просовывали головы в окна кареты и освежали пассажиров струей воды. Евреи, торговавшие перочинными ножами с пятьюдесятью лезвиями, в отчаянии закрыли их. Продавцы карманных записных книжек спрятали их в карманы. Цепочки от часов и вилки для поджаривания гренков продавались по пониженной цене, а на пеналы и губки спроса вовсе не было.
Предоставив Сэму Уэллеру спасать багаж от семи-восьми носильщиков, которые неистово на него набросились, как только карета остановилась, и убедившись, что они приехали минут на двадцать раньше, чем следовало, мистер Пиквик и его друзья нашли приют в зале для пассажиров – последнем пристанище человеческой скорби.
Зал для пассажиров в «Погребе Белого Коня», конечно, не комфортабелен, иначе он не был бы залом для пассажиров. Комната эта расположена направо от входа, и в нее как будто ввалился честолюбивый кухонный очаг в сопровождении мятежной кочерги, щипцов и совка. Она разбита на отделения для одиночного заключения пассажиров и снабжена часами, зеркалом и живым сервантом, каковой предмет обстановки содержится в маленькой конуре для мытья стаканов, в углу комнаты.
Одно из отделений было занято на сей раз человеком лет сорока пяти, с сердитыми глазами, блестящей лысиной, обрамленной довольно густыми черными волосами, и с большими черными бакенбардами. Его коричневый сюртук был застегнут до подбородка, а большая дорожная шапка из тюленьей кожи, пальто и плащ лежали на скамье подле него. Когда вошел мистер Пиквик, он оторвался от своего завтрака со свирепым и решительным видом, преисполненным достоинства; осмотрев критически этого джентльмена и его спутников, к своему полному удовлетворению, он начал сквозь зубы напевать какой-то мотив, как бы желая выразить подозрение, что его хотят задеть, но из этого ничего не выйдет.
– Лакей! – крикнул джентльмен с бакенбардами.
– Сэр? – отозвался человек с грязным лицом и таким же полотенцем, вылезая из вышеупомянутой конуры.
– Еще гренков.
– Слушаю, сэр. – С маслом, не забудьте, – свирепо сказал джентльмен.
– Сию минуту, сэр, – ответил лакей.
Джентльмен с бакенбардами продолжал напевать себе под нос и в ожидании прибытия гренков подошел к очагу и, заложив под мышки фалды сюртука, посмотрел на свои башмаки и задумался.
– Интересно, где останавливается в Бате эта карета, – тихо сказал мистер Пиквик, обращаясь к мистеру Уинклю.
– Гм... э... что такое? – проговорил незнакомец.
– Я обратился к своему другу, сэр, – ответил мистер Пиквик, всегда готовый вступить в разговор. – Я хотел бы знать, у какой гостиницы в Бате останавливается карета? Быть может, вы мне сообщите?
– Вы едете в Бат? – спросил незнакомец.
– Да, сэр, – отозвался мистер Пиквик.
– И эти джентльмены?
– И они также, – сказал мистер Пиквик.
– Не внутри, надеюсь? Будь я проклят, если вы собираетесь ехать внутри! – воскликнул незнакомец.
– Не все, – сказал мистер Пиквик.
– Надеюсь, не все! – выразительно произнес незнакомец. – Я занял два места. Если они попробуют всунуть шестерых в этот адский ящик, который вмещает только четверых, я найму дорожную карету и подам в суд. Я заплатил за проезд. Это не пройдет. Я сказал клерку, когда брал места, что это не пройдет. Я знаю, как это у них делается... Я знаю, что они проделывают это ежедневно, но со мной они этого никогда не проделают. Тем, кто меня знает, это хорошо известно, черт побери!
Свирепый джентльмен неистово позвонил в колокольчик и объявил лакею, чтобы тот подал гренки через пять секунд, иначе ему придется плохо.
– Мой дорогой сэр, – сказал мистер Пиквик, – разрешите мне заметить, что такое волнение совершенно излишне. Я взял только два места внутри кареты.
– Рад это слышать, – отозвался свирепый человек. – Беру назад свои слова. Прошу извинения. Вот моя карточка. Разрешите познакомиться.
– С большим удовольствием, сэр, – ответил мистер Пиквик. – Нам предстоит быть попутчиками, и, надеюсь, мы будем довольны обществом друг друга.
– Надеюсь, – сказал свирепый джентльмен. – Уверен, что будем. Мне нравятся ваши лица, они приятны. Джентльмены, ваши руки и фамилии. Познакомимся.
Разумеется, за этой любезной речью последовал обмен дружескими приветствиями, и свирепый джентльмен тотчас же начал сообщать друзьям теми же короткими, резкими, отрывистыми фразами, что его фамилия Даулер, что он едет в Бат для развлечения, что прежде он служил в армии, что теперь он занялся коммерцией, как подобает джентльмену, что он живет на получаемые от этого доходы и что лицо, для которого заказано второе место, – не более и не менее как миссис Даулер, его законная супруга.
– Она прекрасная женщина, – сказал мистер Даулер. – Я горжусь ею. У меня есть для этого основания.
– Надеюсь, я буду иметь удовольствие судить об этом, – с улыбкой заметил мистер Пиквик.
– Будете, – отозвался Даулер. – Она познакомится с вами... она оценит вас. Я ухаживал за ней при своеобразных обстоятельствах. Я добился ее, дав опрометчивую клятву. Я ее увидел; я ее полюбил; я сделал предложение, она мне отказала. «Вы любите другого?» – «Пощадите мою стыдливость». – «Я его знаю?» – «Знаете». «Очень хорошо; если он не уедет отсюда, я сдеру с него кожу».
