– Спокойной ночи!
Мистер Пиквик ушел в свою спальню, а мистер Даулер снова занял место у камина, исполняя опрометчиво данное обещание бодрствовать, пока не вернется жена.
Мало на свете вещей более неприятных, чем ожидание кого-нибудь, в особенности если этот кто-нибудь где-то развлекается. Вы невольно думаете о том, как быстро летит для него время, которое столь томительно тянется для вас; и чем больше вы об этом думаете, тем слабее становится у вас надежда на его скорое возвращение. Громко тикают часы, когда вы бодрствуете в одиночестве, и вам кажется, будто вы окутываетесь паутиной. Сначала что-то щекочет вам правое колено, потом такое же ощущение начинается в левом. Не успели вы изменить позу, как то же самое происходит с руками. Когда вы вывернули руки и ноги самым фантастическим образом, вы неожиданно ощущаете рецидив зуда в носу, который вы трете, словно хотите его оторвать, – что несомненно вы бы и сделали, если бы только могли. Глаза тоже причиняют одни неприятности, а фитиль одной свечи вырастает в полтора дюйма, пока вы снимаете нагар с другой. Эти и другие мелкие раздражающие неудобства превращают долгое бодрствование, когда все остальные улеглись спать, в развлечение отнюдь не из приятных.
Именно таково было мнение мистера Даулера, когда он сидел у камина и справедливо негодовал на бесчеловечных участников вечеринки, которые заставляли его бодрствовать. Его расположение духа не улучшилось при мысли, что ему взбрело в голову в начале вечера пожаловаться на головную боль и в результате остаться дома. Наконец, после того как он несколько раз задремывал, падая вперед на каминную решетку и откидываясь назад как раз вовремя, чтобы не выжечь клейма на лице, мистер Даулер решил, что он приляжет на кровать в задней комнате и будет думать, но, конечно, не спать.
– Я сплю крепко, – сказал мистер Даулер, бросаясь на кровать. – Надо думать, здесь я услышу стук. Да. Несомненно. Я слышу шаги сторожа. Вот он! Сейчас слышно глуше. Он заворачивает за угол. А!
Когда мистер Даулер дошел до этого пункта, он тоже завернул за угол, на котором долго топтался, и крепко заснул.
В тот момент, когда часы пробили три, на Крессент показался портшез с миссис Даулер внутри, подгоняемый ветром и несомый одним низкорослым и толстым носильщиком и одним длинноногим и худым, которым большого труда стоило удержать в перпендикулярном положении свои тела, не говоря уже о портшезе. А здесь, на высоком месте, и притом расположенном в виде полумесяца, где ветер носился по кругу, словно собирался вырвать булыжники из мостовой, бешенство ветра было беспредельно. Они с радостью поставили портшез и раза два громко ударили в парадную дверь.
Некоторое время они подождали, но никто не выходил.
– Должно быть, слуги в объятиях Морфа, – сказал низкорослый носильщик, грея руки у факела ночного проводника, сопровождавшего их.
– Хотел бы я, чтобы он их ущипнул и разбудил, – заметил долговязый.
– Постучите, пожалуйста, еще раз! – крикнула миссис Даулер из портшеза.
– Постучите, пожалуйста, несколько раз.
Низкорослому не терпелось развязаться со всем этим делом, а потому он поднялся на ступеньку и раз пять или шесть оглушительно постучал в дверь; тем временем долговязый стоял на мостовой и смотрел, не покажется ли свет в окнах.
Никто не подошел к двери; во всем доме было тихо и темно по-прежнему.
– Боже мой! – сказала миссис Даулер. – Постучите еще раз, будьте так добры!
– А колокольчика здесь нет, сударыня? – спросил низкорослый носильщик.
– Есть, – вмешался мальчишка с факелом. – Я все время его дергаю.
– Это только ручка, – отозвалась миссис Даулер. – Проволока оборвана.
– Жаль, что не головы слуг! – проворчал долговязый.
– Я попрошу вас постучать снова, будьте так добры! – сказала миссис Даулер с величайшей вежливостью.
Низкорослый постучал еще несколько раз, не добившись никаких результатов. Затем долговязый, потеряв терпение, сменил его и начал без устали колотить двойными ударами, словно сошедший с ума почтальон.
В это время мистеру Уинклю снилось, будто он находится в клубе, и так как члены его громко пререкаются, то председатель должен все время стучать молоточком, чтобы поддерживать порядок; затем у него мелькнула туманная мысль об аукционе, на котором никто не предлагает цен, и аукционер сам все скупает; и, наконец, он начал допускать возможность, что кто-то стучится в парадную дверь. Впрочем, дабы убедиться в этом, он спокойно пролежал в постели минут десять и прислушивался; насчитав тридцать два или тридцать три удара, он остался вполне удовлетворен чуткостью своего сна и поздравил себя с такой бдительностью.
Тук, тук-тук, тук-тук, тук-ту-ту, ту-ту-ту, ту-ту-тук! – продолжал стучать молоток.
Мистер Уинкль вскочил с постели, недоумевая, что бы это могло быть, и, поспешно надев чулки и туфли, завернулся в халат, зажег свечу от ночника, горевшего в камине, и побежал вниз.
– Наконец-то кто-то идет, сударыня, – сообщил низкорослый носильщик.
– Хотел бы я идти за ним с шилом, – проворчал долговязый.
– Кто там? – крикнул мистер Уинкль, снимая дверную цепочку.
– Нечего задавать вопросы, чугунная башка! – с великим презрением отозвался долговязый, вполне уверенный в том, что говорит с лакеем. – Открой!
– Ну-ка, поживее, соня! – поощрительно добавил второй.
Мистер Уинкль спросонья машинально исполнил приказание, приоткрыл дверь и выглянул. Первое, что он увидел, был красный огонь факела. Испуганный внезапной мыслью, что в доме пожар, он широко распахнул дверь и, держа свечу над головой, стал напряженно всматриваться, не совсем уверенный в том, видит он портшез или пожарную машину. В этот момент налетел неистовый порыв ветра; свечу задуло; мистер Уинкль почувствовал, что его с непреодолимой силой вытолкнуло на ступеньки подъезда, и вслед за ним захлопнулась с оглушительным треском дверь.
– Ну-с, молодой человек, наделали вы дел! – сказал низкорослый носильщик.
Мистер Уинкль, увидав лицо леди в окне портшеза, поспешно повернулся, и изо всех сил стал стучать молотком, в отчаянии взывая к носильщику, чтобы тот унес портшез.
– Унесите его, унесите его! – кричал мистер Уинкль: – Вот кто-то выходит из соседнего дома! Посадите меня в портшез! Спрячьте меня... Сделайте со мной что-нибудь!
Он дрожал от холода, и , каждый раз, когда поднимал руку к молотку, ветер развевал полы халата самым непристойным образом.
– Теперь кто-то переходит площадь. И с ними леди! Прикройте меня чем-нибудь! Заслоните меня! – вопил мистер Уинкль.
Но носильщики слишком изнемогли от смеха, чтобы оказать ему хоть какую-нибудь помощь, а леди с каждой секундой приближались.
Мистер Уинкль в полном отчаянии еще раз застучал: леди были всего за несколько домов. Тогда он отшвырнул потухшую свечу, которую все время держал над головой, и бросился прямо в портшез, в котором находилась миссис Даулер.
