ГЛАВА XLIV
повествует о разных мелких событиях, происшедших во Флите, и о таинственном поведении мистера Уинкля и рассказывает о том, как бедный арестант Канцлерского суда был, наконец, освобожден
Мистер Пиквик был так глубоко растроган горячей привязанностью Сэма, что не проявил никаких признаков гнева или неудовольствия по поводу той стремительности, с какой Сэм добровольно попал в долговую тюрьму на неопределенный срок. Единственным пунктом, по которому он упорно требовал объяснения, была фамилия кредитора, но ее мистер Уэллер не менее упорно скрывал.
– От нее никакого толку не будет, сэр, – снова и снова повторял Сэм. – Это существо злобное, недоброжелательное, неуступчивое, коварное и мстительное, с жестоким сердцем, которого ничем не смягчить, как заметил добродетельный священник об одном старом джентльмене, страдавшем водянкой, когда тот сказал, что, поразмыслив, он предпочитает оставить деньги своей жене, а не на сооружение церкви.
– Но подумайте, Сэм, – убеждал мистер Пиквик, – сумма так невелика, что ее легко можно уплатить; а теперь, когда я решил оставить вас у себя, не забывайте, что вы гораздо больше принесете пользы, имея возможность выходить из тюрьмы.
– Очень вам признателен, сэр, – серьезно ответил мистер Уэллер, – но мне бы не хотелось.
– Чего не хотелось бы, Сэм?
– Не хотелось бы унижаться и просить милости у такого бессовестного врага.
– Но вы никакой милости не просите, отдавая ему его деньги, Сэм, – доказывал мистер Пиквик.
– Прошу прощенья, сэр, – возразил Сэм, – но это была бы очень большая милость – заплатить ему деньги, а он ее не заслуживает. Вот в чем тут дело, сэр.
Заметив, что мистер Пиквик с некоторым раздражением потирает нос, мистер Уэллер счел благоразумным переменить тему разговора.
– Я принимаю свое решение из принципа, сэр, – заметил Сэм, – так же, как вы принимаете свое, и тут мне приходит на ум человек, который покончил с собой из принципа. О нем вы, конечно, слыхали, сэр.
Мистер Уэллер умолк и искоса бросил лукавый взгляд на своего хозяина.
– Никакого «конечно» тут быть не может, Сэм, – сказал мистер Пиквик, начиная улыбаться, несмотря на тревогу, вызванную упрямством Сэма. – Молва о вышеупомянутом джентльмене не дошла до моих ушей.
– Неужели, сэр? – воскликнул мистер Уэллер. – Вы меня удивляете, сэр. Он был государственный чиновник.
– Вот как? – сказал мистер Пиквик.
– Да, сэр, – подтвердил мистер Уэллер, – и был очень приятный джентльмен – один из тех точных и аккуратных людей, которые засовывают ноги в маленькие пожарные ведра из резины, если погода дождливая, и прижимают к сердцу только одного друга – нагрудник из заячьих шкурок; он копил деньги из принципа, менял сорочку каждый день из принципа; никогда не разговаривал с родственниками из принципа, опасаясь, как бы они не попросили у него взаймы, и вообще был на редкость приятный тип. Он стригся из принципа раз в две недели и договорился покупать костюмы из экономического принципа – три костюма в год, с тем чтобы старые принимали назад. Как очень регулярный джентльмен, он обедал всегда в одном и том же месте, где брали шиллинг девять пенсов с человека, и, бывало, съедал на добрый шиллинг девять пенсов, как частенько замечал хозяин, заливаясь слезами, не говоря уже о том, что он раздувал зимой огонь в камине, а это обходилось ровно в четыре с половиной пенса ежедневно, и досадно было смотреть на него при этом. А держал он себя на редкость важно! «Дайте Пост, когда прочтет этот джентльмен, – покрикивал он ежедневно, входя в комнату. – Позаботьтесь о Таймсе, Томас, дайте мне посмотреть Морнинг Геральд, когда он освободится, не забудьте занять очередь на Кроникл и принесите-ка Адвертайзер». А потом он сидел, не сводя глаз с часов, и выбегал ровно за четверть минуты, чтобы подкараулить мальчика, приносившего вечернюю газету, которую он читал с таким интересом и упорством, что все прочие посетители доходили до отчаяния и сумасшествия, в особенности один раздражительный старый джентльмен; в таких случаях лакею всегда приходилось за джентльменом присматривать, чтобы он не поддался искушению и не пустил в дело нож для разрезания жаркого. Ну-с, так вот, сэр, приходил он сюда и занимал лучшее место в течение трех часов, и после обеда никогда ничего не пил, а только спал, и потом шел в кофейню на одной из ближайших улиц и выпивал маленький кофейник кофе с четырьмя сдобными пышками, после этого он шел домой в Кенсингтон
[143]
и ложился спать. Как-то вечером он очень заболел; посылает за доктором. Доктор приезжает в зеленой карете с приставной лестницей на манер изделий Робинзона Крузо, которую он сам мог опускать, вылезая из кареты, убирать за собой, чтобы кучеру не нужно было слезать с козел; таким образом, кучер дурачил публику, показывал ей только свою ливрею, а штаны на нем были не под стать ей. «В чем дело?» спрашивает доктор. «Очень болен», – говорит пациент. «Что вы сегодня ели?» спрашивает доктор. «Жареную телятину», – отвечает пациент. «А самое последнее что вы съели?» – говорит доктор. «Сдобные пышки», – говорит пациент. «А, вот оно что! – говорит доктор. – Я вам сейчас же пришлю коробку пилюль, и больше вы к ним никогда, говорит, не прикасайтесь». – «К чему не прикасаться? – спрашивает пациент. – К пилюлям?» – «Нет, к сдобным пышкам», – говорит доктор. «Как! – говорит пациент, подпрыгнув в постели. – Каждый вечер в течение пятнадцати лет я съедал из принципа четыре сдобных пышки!» «Ну, так вы откажитесь от них из принципа», – говорит доктор. «Сдобные пышки очень полезны, сэр», – говорит пациент. «Сдобные пышки очень вредны, сэр», сердито говорит доктор. «Но они так дешевы, – говорит пациент, сбавляя тон, – и очень сытны, если принять во внимание цену». – «Вам они обойдутся во всяком случае слишком дорого, даже если вам будут платить за то, чтобы вы их ели, – говорит доктор. – Четыре пышки каждый вечер убьют, говорит, вас в полгода». Пациент смотрит ему прямо в лицо, долго думает и, наконец, говорит: «Вы уверены в этом, сэр?» – «Могу поставить на карту свою репутацию врача», – говорит доктор. «Как вы думаете, сколько сдобных пышек прикончили бы меня сразу?» – спрашивает пациент. «Не знаю», – говорит доктор. «Как вы думаете, если купить на полкроны, этого хватит?» – спрашивает пациент. «Пожалуй, хватит», – говорит доктор. «А на три шиллинга наверняка хватит?» говорит пациент. «Несомненно», – говорит доктор. «Очень хорошо, – говорит пациент, – спокойной ночи». Утром он встает, растапливает камин, велит принести на три шиллинга пышек, поджаривает их, съедает все и пускает себе пулю в лоб.
– Зачем же он это сделал? – быстро спросил мистер Пиквик, ибо был весьма потрясен трагической развязкой этой истории.
– Зачем он это сделал? – повторил Сэм. – Да хотел подкрепить свой великий принцип, будто пышки полезны, и доказать, что он никому не позволит вмешиваться в его дела!
