– Уж не Желтый ли он, мистер Пиквик? – перебил Потт, отодвигая стул. Ваш друг не Желтый, сэр?
– Нисколько! – возразил Боб. – В настоящее время я похож на шотландскую материю –, смесь всех цветов.
– Колеблющийся, – торжественно определил Потт, – колеблющийся! Сэр, я бы хотел показать вам восемь передовых статей, появившихся в „Итенсуиллской газете“. Мне кажется, я вправе утверждать, что вы не замедлите после этого обосновать свои мнения на твердом н незыблемом Синем фундаменте, сэр.
– Пожалуй, я совсем посинею задолго до того, как дочитаю их до конца, – отвечал Боб.
Мистер Потт подозрительно посмотрел на Боба Сойера ж, повернувшись к мистеру Пиквику, сказал:
– Вы читали литературные статьи, которые появляясь за последние три месяца в „Итенсуиллской газете“ вызвали всеобщее восхищение? Я бы осмелился сказать – всеобщее изумление и восхищение?
– Видите ли, – отозвался мистер Пиквик, слегка смущенный таким вопросом, – я был очень занят другими делами и буквально не имел возможности их прочесть.
– А следовало бы это сделать, сэр, – с сердитой гримасой сказал Потт.
– Я прочту, – обещал мистер Пиквик.
– Они написаны в форме пространного отзыва о книге, трактующей о китайской метафизике, сэр, – сообщил Потт.
– О! – отозвался мистер Пиквик. – Произведение вашего пера?
– Одного из моих сотрудников, сэр, – с достоинством ответил Потт.
– Трудный предмет, сказал бы я, – заметил мистер Пиквик.
– Чрезвычайно трудный, сэр! – с глубокомысленным видом изрек Почт. – Для этого он „натаскивался“, пользуясь техническим, но выразительным термином. По моему совету он читал Британскую энциклопедию.
– В самом деде? – сказал мистер Пиквик. – Я и не подозревал, что этот ценный труд содержит какие-нибудь сведения о китайской метафизике.
– Сэр! – продолжал Потт, положив руку на колено мистера Пиквика и улыбаясь с сознанием собственного умственного превосходства. – Сэр, о метафизике он прочел под буквой „М“, а о Китае – под буквой „К“ и затем совокупил полученные сведения.
Физиономия мистера Потта выражала такое необычайное величие при воспоминании о сокровищах науки, вошедших в упомянутые статьи, что мистер Пиквик не сразу осмелился возобновить разговор. Наконец, когда лицо редактора постепенно разгладилось и обрело свойственное ему высокомерное выражение морального превосходства, мистер Пиквик рискнул продолжить беседу и задал вопрос:
– Могу ли я осведомиться, какая великая цель увела вас так далеко от родного города?
– Та цель, которая побуждает и вдохновляет меня во всех моих гигантских трудах, сэр, – с кроткой улыбкой ответил Потт, – благо моей родины!
– Вероятно, какая-нибудь общественная миссия, – заметил мистер Пиквик.
– Да, сэр, – подтвердил Потт, – вы правы. – И, наклонившись к мистеру Пиквику, глухо прошептал: – Завтра вечером будет Желтый бал в Бирмингеме.
– Ах, боже мой! – воскликнул мистер Пиквик.
– Да, сэр, и ужин, – добавил Потт.
– Да что вы говорите! – удивился мистер Пиквик.
Потт торжественно кивнул головой.
Хотя мистер Пиквик и сделал вид, будто потрясен этим сообщением, но он был столь мало сведущ в местной политике, что не мог в полной мере уразуметь все значение упомянутого гнусного заговора. Заметив это, мистер Потт извлек последний номер „Итенсуиллской газеты“ и прочел следующую заметку:
„ТАЙНЫЕ КОЗНИ ЖЕЛТЫХ“
Наш подлый противник не так давно изрыгнул свой черный яд в тщетной и безнадежной попытке загрязнить славное имя нашего знаменитого и достойного представителя, почтенного мистера Сламки – того Сламки, которому мы задолго до того, как он занял свой теперешний ответственный и высокий пост, предсказывали, что настанет день – и этот день настал, – когда страна будет чествовать его и гордиться им, ее доблестным защитником и украшением. Наш подлый противник, – говорим мы, – вздумал посмеяться над превосходным луженым ведром для угля, которое было преподнесено этому великому человеку его восторженными избирателями и по случаю покупки коего негодяй, скрывший свое имя, инсинуирует, будто сам почтенный мистер Сламки внес более трех четвертей подписной суммы через близкого друга своего дворецкого. Неужели эта рептилия не понимает, что, даже буде это правда, почтенный мистер Сламки предстает перед нами – если только сие возможно – в еще более ярком и ослепительном свете? Неужели этот Тупица не постигает, что такое любезное и трогательное желание исполнить волю избирателей должно навеки покорить сердца и души тех, которые еще не стали хуже свиней или, иначе говоря, которые не так низко пали, как этот упомянутый наш собрат? Но таковы гнусные уловки злокозненных Желтых! Этим не ограничиваются их интриги. Здесь пахнет предательством. Заявляем смело – теперь, когда мы вынуждены сделать это разоблачение, а затем искать защиты у страны и ее констеблей, заявляем смело: в настоящее время идут тайные приготовления к Желтому балу, каковой будет дан в Желтом городе в самом сердце Желтого населения, под руководством Желтого церемониймейстера; на этом балу будут присутствовать четверо Ультражелтых членов парламента, и вход будет производиться только по Желтым билетам! Не содрогается ли наш дьявольский собрат? Пусть корчится в бессильной злобе, когда мы начертаем слова: „Мы там будем“.
– Вот, сэр! – добавил Потт, в изнеможении складывая газету. – Таково положение дел.
Так как в эту минуту хозяин гостиницы и лакей принесли обед, мистер Потт приложил палец к губам, давая понять, что его жизнь находится в руках мистера Пиквика и он рассчитывает на его осторожность. Мистеры Боб Сойер и Бенджемин Эллен, непочтительно заснувшие во время чтения заметки из „Итенсуиллской газеты“, проснулись от одного магического слова „обед“, произнесенного шепотом. Они сели за обед; к услугам их аппетита было хорошее пищеварение, здоровье – к услугам аппетита, и пищеварения, и лакей – к услугам всех этих трех свойств.
За обедом и во время последовавшей беседы мистер Потт, снизойдя до житейских тем, сообщил мистеру Пиквику, что итенсуиллский климат оказался вреден для его супруги, и она решила побывать на различных модных курортах, чтобы восстановить здоровье и душевные силы. Этими словами он деликатно маскировал тот факт, что миссис Потт, приводя в исполнение часто повторяемую угрозу о разводе, уехала навсегда вместе с верным телохранителем и, благодаря договору, заключенному ее братом лейтенантом с мистером Поттом, обеспечила себе половину редакторского жалованья и годовой, прибыли от „Итенсуиллской газеты“.
Пока великий мистер Потт распространялся на эту и другие темы, время от времени, освежая беседу цитатами из своих собственных произведений, какой-то угрюмый на вид незнакомец, выглянув из окна кареты, направлявшейся в Бирмингем и остановившейся перед гостиницей, чтобы сдать пакеты, пожелал узнать, может ли он рассчитывать, на такие удобства, как кровать и постель, если вздумает здесь переночевать.
