– В чем? – осведомился Сэм, подсаживаясь к камину.
– В мечтательности, Сэмми, – повторил мистер Уэллер-старший. – Я думал о ней, Сэмивел.
Тут мистер Уэллер мотнул головой в сторону Доркингского кладбища, поясняя, что его слова относятся к усопшей миссис Уэллер.
– Я вот о чем думал, Сэмми, – продолжал мистер Уэллер, с большой серьезностью взирая на сына поверх своей трубки, словно заверяя его, что, каким бы удивительным и невероятным ни показалось такое признание, оно тем не менее высказано спокойно и обдуманно. – Я вот о чем думал, Сэмми: в общем, мне очень жаль что она померла.
– Ну что ж, так оно и должно быть, – отозвался Сэм.
Мистер Уэллер кивнул в знак согласия и, снова уставившись на огонь, скрылся в облаке табачного дыма и глубоко задумался.
– Очень разумные слова она мне сказала, Сэмми, – произнес мистер Уэллер после долгого молчания, отгоняя дым рукой.
– Какие слова? – полюбопытствовал Сэм.
– Которые она говорила, когда расхворалась, – отвечал старый джентльмен.
– Что же она говорила?
– А вот что: «Веллер, говорит, боюсь, что я с тобою обходилась не так, как бы оно полагалось. Ты человек очень добрый, и я могла бы позаботиться о том, чтобы тебе было хорошо у себя дома. Теперь, говорит, когда уже поздно, я начинаю понимать, что, если замужняя женщина хочет быть религиозной, она прежде всего должна подумать о своих домашних обязанностях и позаботиться, чтобы вокруг нее все были довольны и счастливы. А если она ходит в церковь, в часовню или еще куда-нибудь, то пусть остерегается, чтобы не прикрывать этим лень и не потакать своим слабостям. А я, говорит, это делала и тратила время и деньги на людей, которые жили еще хуже моего. Но, надеюсь, Веллер, когда я умру, ты меня будешь поминать такой, какой я была, пока не сошлась с этими людьми, и какая я есть на самом деле». – «Сьюзен, – говорю я: она меня врасплох застала, Сэмивел, сказать по правде, мой мальчик, – Сьюзен, говорю, ты мне была хорошей женой, нечего толковать об этом. Держись, моя милая, и ты еще увидишь, как я расправлюсь с этим-вот Стиггинсом». Тут она улыбнулась, Сэмивел, – добавил старый джентльмен, затягиваясь трубкой, чтобы подавить вздох, – а потом все-таки померла.
– Да, папаша... – начал Сэм, решив высказать простое и утешительное соображение, после того как старый джентльмен минуты три-четыре покачивал головой и задумчиво курил. – Да, папаша, рано или поздно все мы туда отправимся.
– Отправимся, Сэмми, – подтвердил мистер Уэллер-старший.
– Так угодно провидению, – продолжал Сэм.
– Разумеется, – согласился отец, одобрительно кивнув головой. – Не будь этого, что оставалось бы делать гробовщикам, Сэмми?
Растерявшись среди бесконечных выводов, вытекающих из такого соображения, мистер Уэллер-старший положил трубку на стол и с задумчивой физиономией начал размешивать угли в камине.
Пока старый джентльмен занимался этими делами, смазливая кухарка, одетая в траур и суетившаяся у буфета, прошмыгнула в комнату, несколько раз ухмыльнулась Сэму в знак того, что узнает его, и, молча поместившись за стулом его отца, возвестила о своем присутствии тихим покашливанием. Так как оно осталось без внимания, она кашлянула громче.
– В чем дело? – воскликнул мистер Уэллер-старший, роняя кочергу, и, оглянувшись, быстро отодвинул стул. Что случилось?
– Миленький, выпейте чашку чаю, – медовым голосом предложила смазливая особа.
– Не хочу! – грубо отрезал мистер Уэллер. – Проваливайте к... – Он спохватился и добавил вполголоса: – Подальше отсюда.
– Ах, боже мой, как человек меняется в несчастье! – воскликнула леди, закатывая глаза.
– Кроме доктора и смерти, только это и может изменить мое положение, – буркнул мистер Уэллер.
– Никогда еще не видывала такого сердитого человека, – сказала смазливая особа.
– Не беспокойтесь. Все это мне на пользу, как утешал себя один раскаявшийся школьник, когда его высекли, – отвечал старый джентльмен.
Смазливая особа сочувственно и соболезнующе покачала головой и обратилась к Сэму за поддержкой: не правда ли, отец должен взять себя в руки и не предаваться унынию?
– Видите ли, мистер Сэмюел, – говорила смазливая особа, – я его еще вчера предупреждала, что он почувствует себя одиноким, и тут уж ничего не поделаешь, но он должен приободриться. Ах, боже мой, ведь мы все сочувствуем его горю и готовы все для него сделать, и нет такого печального положения, мистер Сэмюел, которого нельзя было бы изменить. Это самое говорил мне один очень достойный джентльмен, когда умер мой муж.
Тут красноречивая особа, прикрыв рот рукой, кашлянула снова и бросила нежный взгляд на мистера Уэллера-старшего.
– Так как я сейчас не нуждаюсь в вашем разговоре, сударыня, то, будьте добры, уйдите, – произнес мистер Уэллер серьезным и внушительным тоном.
– Послушайте, мистер Уэллер, – возразила смазливая особа, – ведь я только по доброте сердечной разговариваю с вами.
– Очень возможно, сударыня, – отвечал мистер Уэллер. – Сэмивел, проводи эту леди и запри за ней дверь.
Намек достиг цели: смазливая особа немедленно вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь, после чего мистер Уэллер-старший весь в поту откинулся на спинку стула и сказал:
– Сэмми, если я пробуду здесь неделю – одну только неделю, мой мальчик, – я оглянуться не успею, как эта женщина насильно женит меня на себе.
– Вот как! Неужели она так влюблена? – осведомился Сэм.
– Влюблена! – воскликнул отец. – Я не могу от нее отделаться. Если бы меня посадили в несгораемый шкаф с брамовским замком
[154]
, она все равно добралась бы до меня, Сэмми.
– Вот здорово, когда человека так добиваются! – улыбаясь, сказал Сэм.
– Я этим не горжусь, Сэмми, – возразил мистер Уэллер, энергически размешивая угли. – Это ужасная ситивация. Меня положительно выгоняют из дому. Не успела твоя бедная мачеха испустить дух, как уж одна старуха присылает мне банку варенья, другая – банку желе, а третья заваривает ромашку и собственноручно приносит мне огромную кружку.
Мистер Уэллер умолк, всем своим видом выражая крайнее отвращение, потом добавил вполголоса:
– И все они – вдовы, Сэмми, все, кроме той, что с ромашкой, а она – незамужняя леди пятидесяти трех лет.
Сэм ответил на это забавным подмигиванием, а старый джентльмен, разбив упрямую головешку с таким рвением и злобой, словно это была голова одной из упомянутых вдов, продолжал:
– Короче говоря, Сэмми, я чувствую себя в безопасности только на козлах.
