Ну, еще бы, – отозвался веселый хозяин. – Дорогие мои, вот мой друг мистер Джингль... друг мистера Пиквика, мистер Джингль, случайная встреча... маленький визит.
– Сэр, с мистером Снодграссом что-то случилось? – тревожно осведомилась Эмили.
– Ничего не случилось, сударыня, – ответил незнакомец. – Обед у крикетистов – чудесная компания – превосходные песни – старый портвейн – кларет – хорошо – весьма хорошо – вино, сударыня, – вино.
– Вовсе не вино, – прерывающимся голосом пробормотал мистер Снодграсс, – это семга (почему-то в таких случаях вино никогда не бывает виновато).
– Не лучше ли им лечь в постель, сударыня? – спросила Эмма. – Двое слуг отведут джентльменов наверх.
– Я спать не лягу, – твердо сказал мистер Уинкль.
– Ни один живой человек меня не поведет, – решительно заявил мистер Пиквик все с тою же улыбкой.
– Ура! – слабо выкрикнул мистер Уинкль.
– Ура! – отозвался мистер Пиквик и, сняв шляпу, бросил ее на пол, а затем словно рехнулся и швырнул очки на середину кухни. После такой остроумной выходки он от души расхохотался.
– Разопьем... еще... бутылочку... – провозгласил мистер Уинкль, начав очень громко, а кончив чуть слышно. Голова его свесилась на грудь, и, бормоча свое непреложное решение не ложиться спать, а также кровожадно сожалея о том, что утром не «покончил со старым Тапменом», он погрузился в сон и в таком состоянии был доставлен в свою комнату двумя молодыми великанами, действовавшими под личным надзором жирного парня, чьим заботам доверил свою особу и мистер Снодграсс.
Мистер Пиквик принял предложенную ему мистером Тапменом руку и мирно удалился, улыбаясь благодушнее, чем когда бы то ни было; мистер Уордль, трогательно распрощавшись со всей семьей, словно ему предстояло немедленно идти на казнь, удостоил мистера Трандля чести проводить его наверх и вышел, тщетно пытаясь сохранить вид внушительный и торжественный.
– Какая неприличная сцена! – промолвила незамужняя тетушка.
– Отвратительная! – воскликнули обе юные леди.
– Ужасно – ужасно! – подхватил с глубокомысленной миной мистер Джингль; своих товарищей он опередил примерно на полторы бутылки. – Тяжелое зрелище – весьма!
– Какой любезный мужчина! – шепнула мистеру Тапмену незамужняя тетушка.
– И недурен собой! – добавила Эмили Уордль.
– О, несомненно! – согласилась незамужняя тетушка.
Мистер Тапмен вспомнил рочестерскую вдову, и его душою овладела тревога. Последовавший затем получасовой разговор отнюдь не мог успокоить его смятенный дух. Новый гость оказался весьма словоохотливым и рассказал почти столько же анекдотов, сколько отпустил комплиментов. Мистер Тапмен чувствовал: по мере того как растет популярность Джингля, он (Тапмен) все дальше отступает в тень. Смех его звучал принужденно, веселость была притворной; и, когда, наконец, пылающая его голова опустилась на подушку, он испытал злорадное наслаждение, подумав о том, как приятно было бы зажать в этот момент голову Джингля между периной и матрацем.
На следующее утро неутомимый незнакомец встал рано, и, в то время как его спутники, обессиленные ночным кутежом, еще покоились в постели, он весьма успешно старался поддержать за завтраком веселое расположение духа. Его попытка оказалась столь удачной, что даже старая глухая леди потребовала, чтобы две-три лучших его остроты были ей сообщены в слуховой рожок, и снисходительно поведала незамужней тетушке, что «он (Джингль) сущий повеса». Это мнение целиком разделяли все присутствовавшие члены ее семьи.
Ясным летним утром старая леди имела обыкновение удаляться в беседку, в которой отличился мистер Тапмен; ее прогулка совершалась следующим образом: прежде всего жирный парень снимал с гвоздя за дверью, ведущей в спальню старой леди, плотный черный атласный чепец, теплый бумажный платок и толстую палку с массивной ручкой; затем старая леди не спеша надевала чепец и платок, опиралась одной рукой на палку, а другой – на плечо жирного парня, и медленно шла в беседку, где жирный парень предоставлял ей наслаждаться в уединении свежим воздухом в течение получаса, а по прошествии этого срока возвращался и вел ее домой.
Старая леди была очень аккуратна и очень пунктуальна, и так как эта церемония, вот уже три года, повторялась каждое лето без малейшего уклонения от установленной формы, то она немало удивилась, заметив в это утро, что жирный парень, вместо того чтобы покинуть беседку, отошел на несколько шагов, внимательно осмотрелся по сторонам и приблизился к ней с величайшими предосторожностями и с видом крайне таинственным.
Старая леди была пуглива – как и большинство старых леди, – и в первую минуту у нее мелькнула мысль, что разбухший парень хочет нанести ей какое-нибудь тяжелое повреждение в надежде завладеть ее наличными деньгами. Она готова была крикнуть, позвать на помощь, но старость и недуги давно уже лишили ее возможности кричать, поэтому за каждым его движением она следила с глубоким ужасом, который отнюдь не уменьшился, когда он подошел к ней вплотную и заорал в ухо взволнованным и, как почудилось ей, угрожающим голосом:
– Хозяйка!
Случилось так, что в этот самый момент мистер Джингль прогуливался по саду неподалеку от беседки. Он услышал возглас; «Хозяйка!» – и остановился, чтобы послушать, что будет дальше. У него было три основания поступить так. Во-первых, он был любопытен, а делать ему было нечего, во-вторых, он не отличался щепетильностью, и, в-третьих (и последних), его заслоняли цветущие кусты. Итак, он стоял и слушал.
– Хозяйка! – орал жирный парень.
– В чем дело, Джо? – дрожа, спросила старая леди. – Право же, Джо, для тебя я была хорошей хозяйкой. Кроме добра, ты ничего от меня не видел. Тебя никогда не заставляли слишком много работать, и всегда ты ел досыта.
Этот последний довод затронул самую чувствительную струну в сердце жирного парня. Казалось, он был растроган и с чувством сказал:
– Да, это я знаю.
– Ну, так что же ты от меня хочешь? – приободрившись, спросила старая леди.
– Я хочу, чтобы у вас мурашки по спине забегали, – ответил жирный парень.
Такая манера проявлять благодарность казалась весьма жестокой, а так как старая леди в точности не знала, каким путем можно добиться подобного результата, то ее опасения вернулись.
– Как вы думаете, что я видел вчера вечером в этой самой беседке? – осведомился парень.
– Господи помилуй! Что же ты видел? – воскликнула старая леди, встревоженная торжественным тоном дородного юноши.
– Чужой джентльмен – тот, у которого рука повреждена, – целовал и обнимал...
– Кого, Джо? Надеюсь, не служанку?
– Хуже! – заорал жирный парень в ухо старой леди.
– Неужели одну из моих внучек?
