Чем дальше спускался мистер Пиквик, тем больше как будто обнаруживалось лестниц, по которым предстояло спускаться, и снова и снова, когда мистер Пиквик попадал в какой-нибудь узкий коридор и начинал поздравлять себя с прибытием в нижний этаж, появлялась перед его изумленными глазами новая лестница. Наконец, он добрался до вестибюля с каменным полом, который ему запомнился при входе в дом. Он исследовал коридор за коридором; обозрел комнату за комнатой; наконец, собираясь в отчаянии отказаться от поисков, он открыл дверь той самой комнаты, где провел вечер, и увидел на столе забытые им часы.
Мистер Пиквик с торжеством схватил часы и направил свои стопы обратно в спальню. Если путешествие его в нижний этаж было сопряжено с трудностями и неуверенностью, то обратный путь оказался несравненно более сложным. Ряды дверей, украшенных башмаками всех видов, фасонов и размеров, тянулись, разветвляясь, во все стороны. Несколько раз повертывал он осторожно ручку ведущей в спальню двери, которая была похожа на его дверь, но ворчливый окрик, доносившийся из-за нее: «Кто там, черт подери?», или: «Что вам здесь нужно?» – заставлял его удаляться на цыпочках с изумительной быстротой. Он был на грани отчаяния, но тут его взгляд упал на открытую дверь. Он заглянул в комнату. Наконец-то! Здесь было две кровати – он прекрасно помнил, как они стояли, – и огонь в камине еще горел. Его свеча, не отличавшаяся величиной, когда он ее получил, оплыла от сквозняков во время его скитаний и погасла, как только он закрыл за собой дверь. «Неважно, – сказал мистер Пиквик, – я могу раздеться при свете камина».
Кровати стояли справа и слева от двери, и между каждой кроватью и стеной оставался маленький проход, в конце которого стоял стул с плетеным сиденьем, – проход такой ширины, чтобы в случае надобности взобраться стой стороны на кровать или слезть с нее. Тщательно задвинув занавески кровати с наружной стороны, мистер Пиквик уселся на стул с плетеным сиденьем и не спеша снял башмаки и гетры. Затем он снял и сложил фрак, жилет и галстук, и, медленно напялив ночной колпак с кисточкой, укрепил его на голове, завязав под подбородком тесемки, которые у него всегда были пришиты к этой принадлежности туалета. И в этот момент он вдруг представил себе всю нелепость своего недавнего блуждания. Откинувшись на спинку стула с плетеным сиденьем, мистер Пиквик засмеялся так искренне, что для всякого здравомыслящего человека было бы истинным наслаждением созерцать улыбки, расцветавшие на приветливой физиономии мистера Пиквика и сиявшие из-под ночного колпака.
«Это самая смешная вещь, – говорил самому себе мистер Пиквик, улыбаясь так, что тесемки ночного колпака могли лопнуть, – это самая смешная вещь, о какой я слышал, – заблудиться в гостинице и скитаться по лестницам. Забавно, забавно, очень забавно!»
Мистер Пиквик улыбнулся еще более широкой улыбкой и в наилучшем расположении духа хотел вновь приступить к процедуре раздевания, как вдруг его остановила весьма неожиданная помеха, а именно появление в комнате какой-то особы со свечой в руке, которая, заперев дверь, подошла к туалетному столику и поставила на него свечу.
Улыбка, игравшая на лице мистера Пиквика, мгновенно уступила место выражению безграничного изумления и недоумения. Кто-то вошел так внезапно и так бесшумно, что у мистера Пиквика не было времени окликнуть его или помешать ему войти. Кто бы это мог быть? Грабитель? Какой-нибудь злоумышленник, который видел, быть может, как он поднимался по лестнице, держа в руке красивые часы? Что же ему теперь оставалось делать?
Единственное, что мог сделать мистер Пиквик, чтобы взглянуть на таинственного посетителя, не подвергая себя опасности быть замеченным, это взобраться на кровать и выглянуть в просвет между занавесками с противоположной стороны. К этому маневру он и прибег. Осторожно придерживая рукой занавески так, что ничего не было видно, кроме его головы и ночного колпака, мистер Пиквик, надев очки, собрался с духом и выглянул.
От ужаса и смущения он едва не лишился чувств. Перед зеркалом стояла леди средних лет в желтых папильотках и старательно расчесывала волосы. Каким бы образом ни очутилась в комнате ничего не ведающая леди средних лет, было ясно, что она рассчитывала остаться здесь, ибо принесла тростниковую свечу
[79]
с экраном, каковую, принимая похвальные меры предосторожности против пожара, поместила в таз на полу, где она и мерцала, словно гигантский маяк на удивительно маленьком водном пространстве.
«Господи помилуй! – подумал мистер Пиквик. – Какое ужасное положение!»
– Кхе! – кашлянула леди, и мистер Пиквик с быстротой автомата втянул голову.
«Никогда я не бывал в таком безвыходном положении, – подумал бедный мистер Пиквик; капли холодного пота выступили на его ночном колпаке. Никогда! Это ужасно!»
Но слишком велико было желание видеть, что происходит в комнате. И голова мистера Пиквика высунулась снова. Положение ухудшилось. Леди средних лет привела в порядок волосы, заботливо прикрыла их муслиновым чепчиком с маленькой сборчатой каймой и задумчиво смотрела на огонь.
«Положение становится угрожающим, – рассуждал сам с собой мистер Пиквик. – Я не могу допустить дальнейшего развития этой истории. Самообладание этой леди ясно указывает, что, должно быть, я попал не в ту комнату. Если я крикну, она поднимет на ноги весь дом, но если я останусь здесь, последствия окажутся еще более устрашающими».
Нет надобности упоминать о том, что мистер Пиквик был одним из скромнейших и деликатнейших людей. Одна мысль предстать в ночном колпаке перед леди подействовала на него ошеломляюще; но он завязал узлом эти проклятые тесемки и, несмотря на все усилия, не мог спять колпак. Следовало дать знать о своем присутствии. Для этого был только один способ. Он спрятался за занавеску и издал очень громкий звук:
Кхе-хм!
В том, что леди вздрогнула, услышав этот неожиданный звук, нельзя было сомневаться, ибо она попятилась в не освещенный ночником угол комнаты; в том, что она убедила себя, будто это ей почудилось, тоже нельзя было сомневаться, ибо, когда мистер Пиквик подумал, не упала ли она от испуга в обморок, и осмелился выглянуть еще раз, она по-прежнему задумчиво смотрела в огонь.
«В высшей степени необычайная женщина», – подумал мистер Пиквик, снова исчезая за занавеской.
– Кхе-хм!
На сей раз звуки, – напоминающие те, коим, как сообщают нам легенды, свирепый великан Бландербор давал сигнал накрывать на стол, – были слишком отчетливы, чтобы можно было снова принять их за игру воображения.
– Боже мой! – воскликнула леди средних лет. – Что это?
– Это... это... только джентльмен, сударыня, – сказал мистер Пиквик из-за занавески.
– Джентльмен! – с ужасом взвизгнула леди.
«Все кончено!» – подумал мистер Пиквик.
– Чужой мужчина! – возопила леди.
