– А все оттуда же. Она пришла поговорить. Муромец во флигеле работал, сейф стоял раскрытым…
– А Буран! – со стоном перебил Олег. – Дуська, ты бредишь!
– Брежу, – согласилась Землероева. – Но тем не менее вполне могу представить картину: Татьяна приезжает поговорить со свекром, видит пистолет в раскрытом сейфе и, когда разговор не складывается, решается на убийство. Собаку в тот момент отвлекали либо Казимирович, либо его маменька. Каждый из них Бурана боялся, так почему бы, по приходе в кабинет Муромца кому-то из них не попросить хозяина сказать собаке: «Фу, свои! Сидеть». Пес бросился на убийцу уже позже, когда выстрел прозвучал.
Паршин тягуче глядел на Землероеву. Кривил губы и недоуменно головой качал.
– Представить не могу, Дусенция, что ты такая бестолочь… Татьяна не может быть Доброжелателем! Она за границей живет!
– Где она живет, мы, Паршин, позже поговорим. А сейчас я тебе вот что скажу – Танечка крутила романы на право и налево, – жестко выговорила Евдокия. – Женька любил ее до жути, но когда ему глаза раскрыли, конечно же развелся. Женщина, сама работавшая на таможне и заводившая романы с половиной городских ментов и таможенников, может иметь источники информации. Женщина, пытавшаяся влезать в серьезные дела, может затаить злобу на свекра, заставившего ее отказаться от амбиций. Ираида Генриховна, души не чаявшая в первой невестке, могла дать ей алиби и сынка подговорить.
– Все сказала?
– Нет. Я понимаю, Паршин, что мои предположения выглядят горячечным бредом, но не хочу упускать ни малейшей…
– Евдокия! – снова перебил Олег. – Татьяна могла приказать Терезе украсть дневники лишь в одном случае – если она загодя готовила убийство свекра и Терезу как подозреваемую! Нам легче попросту выдвинуть в фигуранты Казимировича!
– Согласна. Но Казимирович, Олег, – не мент. Он бонвиван и театральный критик. А хороший человек уверен, что Доброжелатель полицейский или таможенник в чинах.
– Ты ненормальная, – простонал начальник.
– Нет, Олежка, я ищу потерянную мысль. Устраиваю гипервентиляцию мозгов.
Отставной полицейский махнул рукой на девочку, устраивавшую сквозняк в извилинах, встал с кресла и, подойдя к внушительной тумбочке, принялся подтаскивать ее к двери.
– Ты чё делаешь-то, Паршин? – опешила подруга.
– У тебя, Дусенция, от усталости ум за разум заходит, пора спать укладываться, – подволакивая тумбу и пыхтя, сказал начальник.
– Ты собираешься со мной улечься?!
– А ты думала, я тебя одну здесь оставлю? – поворачиваясь к Евдокии, проворчал Олег. – Даже не мечтай. – Евдокия ошарашенно смотрела на начальника, начальник задумчиво вытянул губы и поглядел на толстый шерстяной ковер под ногами. – Могу, конечно, как верный пес, на коврик у двери лечь…
– Да ты можешь ложиться где угодно! Что Муромцевы скажут?
– А я уже им намекнул, что у нас, Дусенция, производственный роман, – хмыкнул Паршин, сел на кровать и начал стягивать носки.
«Верный пес» захрапел едва донес голову до подушки.
Приодетая в целомудренную пижаму Землероева усмехнулась: «Хорош, охранничек…» Вытянулась в струнку параллельно шефу, прислушалась к ощущениям: как-никак сбылась мечта идиотки – она в одной постели с любимым мужчиной!
Но ощущения не появлялись. Их вдрызг прибило сном.
* * *
Утром, едва проснувшись, Евдокия поглядела на дисплей мобильника, купленного ей Мироновым. От Сергеевича в половине второго ночи поступило сообщение: «Срочно позвони».
Дуся осторожно вышла в гостевую ванную (Паршин, проведший прошлую ночь в дороге, даже ухом не повел). Забилась в уголок и вызвала единственного абонента, внесенного в память телефона:
– Алло, Александр Сергеевич, доброе утро, – зашептала сыщица, – это Евдокия. У нас что-то случилось?
– По ходу – да, – голос авторитета звучал совсем не заспанно и весьма, весьма расстроено. – Мне воропаевские стрелку забили.
– Какую ст… – начала Евдокия, тут же опомнилась и повернула вопрос иначе: – Зачем они вас вызывают?
– Они нас с тобой, Дуся, вызывают, – мрачно поправил Миронов. – Ты должна приехать вместе со мной – обязательно. – Последнее слово авторитет выговорил с нажимом.
Дуся почувствовала, как диафрагма подняла желудок до горла. Придушила в голосе испуг.
– Когда? И где? – спросила деловито.
– Ровно в половине одиннадцатого. Офис Семинариста. Машину за тобой прислать?
– Да. Я подойду к выезду из поселка через двадцать минут.
Евдокия выбралась из крошечной ванной комнаты. Паршин лежал навзничь и смотрел на девушку пытливо.
– Доброе утро, Дуся. Чего так рано встала? Почему лицо такое озабоченное?
– Прыщ на носу вскочил, – не моргнув соврала Землероева. – Доброе утро, Олег. Уже совсем не рано, десятый час.
Брать на воровскую стрелку мента – уму непостижимо. Если Паршин узнает, куда и с кем Евдокия едет, не отпустит ни за что.
«Придется врать и дальше», – решила Дуся. Сочинила на бледном личике индифферентное выражение и пустилась во все тяжкие:
– Тебе кофе сделать? – спросила заботливо, доставая из шкафа одежду, соответствующую обстоятельствам посиделок с местным криминалитетом.
– Угу.
На то, что Дуся сняла с вешалки городской костюм, Олег не обратил внимания. (Мужчина – что с него возьмешь.)
– Тогда я сейчас умоюсь, а ты пока тумбу от двери отодвинь…
Евдокия быстренько умылась и стремительно подкрасилась, мазнув по губам помадой. Паршин дожидался своей очереди – зубы чистить.
Дуся вышла из ванной комнаты. И чувствуя себя мелкой интриганкой, предательницей, короче говоря – иудой, проворковала:
– Жди здесь. Я кофе сделаю, попьем вдвоем и поболтаем.
Ангельски послушный шеф кивнул и улыбнулся.
«Убьет, – сбегая по ступенькам лестницы на первый этаж, подумала Землероева, прижимая к груди сумочку, которую стянула с тумбы, когда доверчивый начальник отправился утренний марафет наводить. – Но вначале уволит». Евдокия представила, как Паршин минут двадцать будет дожидаться кофе, маленько сам вскипит – куда Дусенция запропастилась?! Вдруг прихлопнули девчушку, пока он на втором этаже бестолково куковал!..
Картина напрягающая, но выбора у Дуси не было. Не оставь она начальство куковать, с Паршина станется – запрыгнет в автомобиль, что дожидается его у ворот, и догонит Евдокию у шлагбаума.
Дуся выбежала на крыльцо. В теньке веранды на шезлонгах сидели мать и сын – Ираида с Казимировичем.
– Доброе утро, – воспитанно поздоровалась Землероева и, как только услышала ответное приветствие, выпалила: – Мне надо уехать. Срочно! Олег еще спит. Проснется, скажите, что у меня дела в городе.
