А ведь в «Иронии судьбы» обещание другой реальности звучит еще мощнее. Застой, никаких надежд на политические изменения. Как и на крутые повороты в судьбе заранее покорного Жени Лукашина. Ведь нет разницы между типовыми домами, кварталами, улицами в любом городе империи, где всё по стандарту. Но вот магический дух алкоголя открывает дверцу к надежде: Ленинград для жителя московских спальных районов — почти заграница, без пяти минут Европа, и недаром женщина мечты сыграна польской актрисой, нездешней красавицей из чудесного новогоднего сна. В принадлежащем ей Зазеркалье — всё то же самое, и всё-таки иное.
Сам Новый год — парадоксальный праздник. Он заключает в себе четкое повторение ритуала и одновременно с этим надежду на обновленную жизнь, которая начнется с чистого листа совсем скоро, уже завтра утром. Новый год состоит из набора обязательных элементов и заветных, непроговоренных желаний сломать рутину, всё изменить. Это противоречие заложено во всех новогодних фильмах, ставших в СССР приметами праздника. А особенно в картинах Рязанова.
В СССР Новый год подменил Рождество, важнейший и, что существенно, всемирный религиозный праздник. Сначала вытеснил его, потом, с наступлением более вегетарианских времен, они стали сосуществовать: Рождество — только для верующих, Новый год — для всех. Смысл этого сакрально-профанного дня невозможно объяснить иностранцу (труднее только донести до него оксюморонное значение Старого Нового года).
Захват новогодних каникул — единственного привычного и по-настоящему доходного «длинного уикенда» за год — производителями и прокатчиками отечественного кино в последние полтора десятилетия тоже приобрел характер ритуала. Дело не только в том, что целые десять дней люди отдыхают от работ и забот, время от времени ходя в кино, но и в привычке смотреть что-то отечественное и утешительное в телевизоре или кинотеатрах. Сначала из этой традиции родились ежегодные «Новые песни о главном» и разнообразные модификации пришедших из СССР «Голубых огоньков», потом — новейшие российские блокбастеры. Почти все главные рекорды и победы отечественного кино последних лет связаны с новогодним прокатом.
В этой книге образ Нового года будет возникать не раз и не два; нет лучшей метафоры для нашей укорененности в прошлом, для надежды на изменения, парадоксальным образом связанной с набором древних ритуалов. Ведь после исчезновения СССР изменилось всё — но мы по-прежнему магически заговариваем эти изменения и, мечтая о чистом, безгрешном завтрашнем дне, поворачиваем время вспять. А кинематограф помогает нам в этом.
Первая рецензия — на первый комедийный блокбастер, сделанный Тимуром Бекмамбетовым и продюсерами Первого канала, переосмысленный и возвращенный на экраны миф «Иронии судьбы». Текст злой и грустный, написанный по горячим следам и еще до того, как картина стала рекордсменом, задав в кино тренд — курс на ностальгию и бесконечные ремейки советской классики.
Эльдар Рязанов еще был жив, а Тимур Бекмамбетов, казалось, вот-вот окончательно переселится в Штаты.
С новой фальшью
«Ирония судьбы. Продолжение» Тимура Бекмамбетова (2007)
После просмотра новой «Иронии судьбы» в голове (душе, желудке — нужное подчеркнуть) не остается ни счастья, ни гнева — только пустота, вакуум. Одни объяснят его ностальгией по былому, другие — низкими художественными качествами фильма. Критики, разумеется, кипят и пенятся: кощунство, дескать, да еще низкокачественное. Подобная реакция, скажем честно, является импульсивным ответом на массированную рекламу, а также мелочной местью за пренебрежение к журналистам: их на премьеру не звали, интервью не давали, пресс-показа не устраивали. Дескать, само сработает. И ведь работает — по плану, даже с превышением (тоже, впрочем, запланированным).
А что такого, в конце концов? Решили продюсеры Эрнст с Максимовым денег заработать, а заодно попросили Тимура Бекмамбетова — человека и вправду талантливого — подарить стране еще одну картину, прежде чем он окончательно эмигрирует в Голливуд, где уже снимается его новый фильм с Анджелиной Джоли
[1]. Ничего порочного. Сиквел или же ремейк давнего фильма — тоже дело обыденное. Годом ранее сам Э. А. Рязанов сделал «Карнавальную ночь-2», и, хотя она заметно уступала первоисточнику, публика смотрела не без удовольствия. Своим одобрением, выраженным эпизодической ролью недовольного пассажира в самолете, Рязанов осенил и Бекмамбетова. И актеры того фильма — Мягков, Брыльска, Яковлев, Талызина, Ширвиндт и Белявский — добровольно сыграли в этом: им-то, любимым, как не доверять! К тому же нелепо предполагать, что все зрители поголовно возмущены нахальством продюсеров, посягнувших на классику: наверное, многим интересно, что с героями случилось за последние тридцать два года. А то, что Бекмамбетов не вполне владеет жанром комедии, тоже нетрудно простить и объяснить. Да и сравнительный художественный неуспех при сравнительной (и даже при несравненной) коммерческой удаче — никакой не феномен. Бывает. Чего стулья-то ломать?
Причина одна-единственная. Вольно или невольно авторы фильма решили занять «свято место», превратив свой продукт в национальный символ веры.
Создать первый в постсоветском кино незыблемый народный киномиф. Сделать то, что удалось Рязанову с первой «Иронией», Гайдаю — с «Бриллиантовой рукой», Данелии — с «Мимино». Навсегда не получится? Так хотя бы на два года — в течение этого срока фильм ни разу не покажут по телевидению. Все, кто желает, смогут увидеть его только на широком экране. «Все, кто желает»? Не совсем так. Константин Хабенский под гитарный наигрыш ставит вопрос, которым задавался в свое время Мягков-Лукашин: иметь или не иметь. Но вот вопроса «смотреть или не смотреть» не стоит. Есть у российского народонаселения традиция: на Новый год или, на худой конец, в длинный новогодний уикенд ходить в кино. А ходить будет практически больше не на что: уже сейчас «Ирония судьбы-2» оккупировала более 900 экранов из тех 1400, которые наличествуют в стране. Задача вполне определенная — достигнуть за три-четыре недели проката того культового статуса, к которому фильм Рязанова шел десятилетиями, при этом используя два безошибочных ресурса — эмоциональный и денежно-властный.
Кому-то кажется, что первая, классическая, «Ирония судьбы» — шедевр, другие считают ее переоцененной. Одно бесспорно: эта советская вариация на тему «Дамы с собачкой» о случае, ставшем судьбой, превратилась в такую же неотъемлемую принадлежность Нового года (тоже чисто советского ритуала, заменившего в СССР Рождество), как салат оливье, елка и бой курантов. Такими фильмы не рождаются, а становятся. Но Константин Эрнст задумал чудо генетики, подключив лучших инженеров душ: он хочет, чтобы вторая «Ирония» сразу стала легендой.
Это невыполнимое желание и добавило к ощущениям скуки и надуманности, которыми фильм пропитан, третье, самое неприятное — фальши.
Есть что-то убогое и трогательное в рецепте оливье, этого мнимо французского продукта. «Ирония судьбы-2» не убога и не трогательна. Она излучает сытый блеск, поражает разнообразием разноцветных гирлянд. Ее размах впечатляет, подобно хваленому бюсту (как утверждают таблоиды, искусственному) «блестящей» Анны Семенович, тоже сыгравшей в фильме. Не фильм, а дорогущая пластмассовая елка — навороченная, а хвоей не пахнет. Или фальшивая елочная игрушка из старинного анекдота: всё вроде как надо… однако не радует.
