- Глупый мальчишка, - пробормотал Лео, покачав головой. - Ты уверен, что она не аферистка?
- Уверен, - засмеялся граф.
- На моей памяти, ты уже ошибался, выбирая женщину. И был так же упрям.
- В этот раз я не ошибаюсь, - возразил Этьен. – Это не женщина, это… чудо.
- Ангел, - проворчал Лео.
- Ангел, - подтвердил граф. – И если бы ты знал, какое счастье жить с ангелом.
- Через неделю ралли, - напомнило месье Вандербильт, прекращая разговоры об ангелах на земле.
Этьен сразу помрачнел.
- Если перенести дату соревнования, поднимется шум, - сказал Лео. – Но похоже, другого выхода нет. За неделю перелом не срастется. Может, поставишь кого-нибудь вместо себя?
- Кого? – с досадой спросил Этьен. – Никто кроме меня не умеет управлять машиной. И кого я научу за неделю? Я должен поправиться.
- Ну, удачи, - сдержанно ответил месье Вандербильт.
Тут мужчинам пришлось замолчать, потому что в столовой появился ангел – точнее, мошенница, выдающая себя за мадам де ла Мар. И тень сразу сбежала с лица графа, как будто ему и в самом деле явился небесный посланник.
Глава 27. Победить любой ценой
Прошло четыре или пять дней с того времени, как я вернула принцу алмазы. Принц отозвал судебный иск в отношении Этьена – я прочла об этом в газетах, и была счастлива, как ребенок. Этьен тоже говорил с воодушевлением о государственных дотациях, но я видела, что он неспокоен, хотя и пытался скрыть это от меня. Однажды вечером я застала его, когда он пытался снять гипс, и мы поссорились, когда я пригрозила, что пожалуюсь доктору на несоблюдение лечения.
- Тебе надо беречь руку! – горячилась я. – Даже не вздумай снимать гипс!
- Как я поведу машину с гипсом? – вспылил он. – Лео смог добиться переноса ралли всего на три дня! Проклятый гипс будет мешать!
- Ты не сможешь управлять одной рукой!
- Смогу, - упрямился он и своим упрямством доводил меня до белого каления.
- Я не позволю тебе участвовать в этом ралли, пока ты болен, - сказал я.
Этьен только хмыкнул:
- И как ты меня остановишь?
Но мне не понадобилось ничего предпринимать. За два дня до соревнований курьер принес телеграмму, Этьен прочитал ее – и выругался сквозь зубы.
- И какая гадина сделала это? – спросил он зло, бросая скомканную телеграмму на пол.
Я подняла ее и расправила, чтобы прочесть. Телеграмма была от врачебной коллегии, которые должны были следить за состоянием здоровья участников ралли. Им пришло анонимное сообщение о сломанной руке Этьена, и они сообщали, что граф де ла Мар снят с соревнований по состоянию здоровья.
- Это не я, Этьен, - прошептала я, и он тут же меня обнял.
- Знаю, что не ты, - сказал он, вздохнув. – О тебе даже мысли не было.
Последующие дни были заполнены событиями до предела – сначала в газетах появились статьи, что граф де ла Мар – аферист и обманщик. Использовав государственные дотации и деньги доверчивых акционеров, он кормил вкладчиков сказками о самоходных машинах, которые победят лошадей, но из достоверного источника известно, что все изобретения корпорации «Деламар» - блеф. Поэтому спешно была придумана история со сломанной рукой графа, чтобы не проводить соревнование.
- Но это же ложь, - потрясенно сказала я, когда Лео Вандербильт принес газеты Этьену.
- Ложь, - подтвердил месье Вандербильт, - я уже написал опровержение, но паника началась. Акционеры требуют выплаты по счетам, а цены на акции «Деламар» падают. Я бы даже сказал – рушатся.
Этьен мрачно молчал.
Собрание акционеров, куда он отправился, чтобы успокоить директоров и простых вкладчиков, закончилось дракой – об этом я тоже прочитала в газетах. А на следующий день вышла статья о том, что общим голосованием Этьен был снят с поста генерального директора «Деламар», и управление корпорацией перешло в руки совета директоров.
- Что же теперь будет? – спросила я, когда Этьен вернулся домой – осунувшийся, угрюмый.
- Будем бороться, - невесело усмехнулся он, целуя меня в щеку. – пусть они отстранили меня с поста генерального директора, но у меня пятьдесят пять процентов акций, исключить из управления они меня не могут. К тому же, они проголосовали, чтобы выбрать председателем Лео. Он попытается убедить их не забирать вклады. Иначе… - он вздохнул. – Иначе все будет очень печально.
- А государственные дотации? – спросила я волнуясь. – Принц ведь поддержал тебя!
- Только на его поддержке все и держится, - признался Этьен. – Но если они не допустят меня до участия в ралли… Тогда и принц не поможет. Репутация «Деламар» пострадает. И очень сильно.
Мы провели беспокойную ночь. Я спала урывками, то и дело просыпаясь, и слышала, как Этьен ворочается с боку на бок и вздыхает. Мне страшно хотелось помочь ему, но я совершенно не знала, что сказать и что сделать. И предпочла не лезть к нему со своими жалкими женскими утешениями. Потому что понимала, что мой лепет о том, что «все будет хорошо», сейчас вызвал бы только раздражение.
Я не вмешивалась в дела Этьена и страдала от своей беспомощности.
День проходил за днем, а граф становился все мрачнее и мрачнее. Я почти не видела его – он уходил рано утром, а возвращался ближе к полуночи, не желая ни о чем разговаривать.
Но однажды за завтраком, едва заглянув в газету, граф вскочил из-за стола, как ошпаренный.
- Что он делает?! – заорал он и бросился вон из дома, даже позабыв про шляпу.
Я взяла газету и прочитала заголовок на первой полосе:
«Решением совета директоров, фабрика «Деламар» выставлена на аукцион. Председатель месье Вандербильт заявляет: «Машины не оправдали себя, фабрика будет переоборудована под конный завод». Грандиозный скандал в министерстве транспорта и дорог!».
Колени мои подкосились, и я рухнула в кресло, уронив газету. Лео Вандербильт – верный друг и советчик, выставил фабрику на продажу?.. Возможно ли это? Нет, не может быть. Месье Вандербильт очень тепло отзывался об Этьене, он гордился его изобретениями… Он не мог…
Я провела несколько мучительных часов в неведении, пока Этьен не вернулся – уже в сумерках, еще более мрачный и осунувшийся, чем накануне.
- Что ты узнал? – бросилась я к нему. – Статья – это все обман? Месье Вандербильт сделал опровержение? Может, подать на редакцию в суд за клевету?
- Узнал, - буркнул Этьен, рассеянно целуя меня и отворачиваясь. – Узнал, что теперь у меня не контрольный пакет акций, а всего лишь тридцать процентов.
