- Тридцать? Это плохо? Ты говорил, про пятьдесят…
- Пятьдесят и было, - ответил он с усмешкой. – Пока я – идиот, не написал доверенность на Лео. И теперь у меня всего тридцать. Хорошо хоть, успел отозвать доверенность, пока он не распродал все.
- Распродал твои акции? – я попыталась понять всю сложную схему экономических операций. – Разве нельзя отменить сделку?
- Нельзя, - сказал он. – Еще немного, и ты будешь женой банкрота и неудачника. Забавно получается, да?
Он пытался шутить, но я видела, что ему совсем не смешно.
- Получается… он предал тебя, Этьен? – спросила я тихо.
- Получается, что так, - он стиснул зубы.
- Но почему?..
- Не знаю. Месье Вандербильт не пожелал мне этого объяснить. Он даже не пожелал меня видеть. Сейчас он председатель совета – у него много дел.
- Наверняка, этому есть какое-то объяснение, - попыталась я оправдать месье Вандербильта. – Давай съездим к нему вместе. Я уверена, что он действует из лучших побуждений…
- Я стоял у его дома три часа – и напрасно.
- Что будешь делать? – спросила я, глядя, как он проходит в гостиную, берет из вазы на столе яблоко и начинает с отвращением его есть.
- Завтра с утра отправлюсь пораньше в министерство транспорта, буду требовать, чтобы меня допустили до соревнований, - он с сожалением посмотрел на загипсованную руку.
- Разве ты сможешь вести машину?
- А разве у меня есть выбор?
Мы поужинали в полном молчании, и Этьен снова остался в моей спальне. Обнял со спины, поцеловал в шею и просто прижимал меня к себе, словно набирался сил. Когда он уснул, я осмелилась повернуться к нему и долго смотрела на него, желая и не осмеливаясь погладить его по щеке. Чем я могла помочь? Я решительно ничего не понимала в управлении корпорациями, не знала законов и хитрых лазеек, чтобы использовать эти законы…
Утром Этьен умчался ни свет, ни заря, а я позавтракала в одиночестве и развернула принесенную Мирей газету.
На первой же странице была статья, посвященная предстоящему соревнованию: «Корпорация «Деламар» признала, что соревнования не состоятся! Обман и мошенничество де ла Мара! Председатель совета рассказывает правду!».
Я вскочила, опрокинув чашку с недопитым кофе, и впилась глазами в печатные строчки:
«Сразу было ясно, что идея самоходных машин не оправдывает себя, - писал автор статьи, ссылаясь на слова Лео Вандербильта, председателя совета директоров. – Этот вид транспорта затратен, он не окупает себя, непродуктивен и весьма опасен. Граф де ла Мар задействовал все свои связи, чтобы получить государственные дотации и пустить акционерам пыль в глаза. Но факт в том, что соревнования не состоятся, так как машина не прошла испытаний и заведомо уступает конскому экипажу. Чтобы скрыть это, граф де ла Мар начал интриги, прикинулся больным и всячески старается отсрочить соревнование, иначе его обман и профанации раскроются уже сегодня…».
Эта откровенная ложь оскорбила меня, обидела до глубины души.
Как же так?!
Ведь я сама видела, что машина Этьена – удобнее и быстрее, чем лошади! И месье Вандербильт прекрасно об этом знал!
Мне не с кем было посоветоваться, где найти сейчас графа – я не знала, поэтому попросила Мирей заказать экипаж.
- Вы знаете, где живет месье Вандербильт? – спросила я ее.
- Конечно, мадам, - ответила она невозмутимо. – Шов-сури-страсс, дом десятый.
- Благодарю вас, - пробормотала я, надевая пальто.
- Что сказать месье графу? – задала горничная дежурный вопрос.
- Ничего, - ответила я. – Я поеду в торговый дом, не надо беспокоить месье графа такими пустяками.
Дом на Шов-сури-страсс показался мне зловещим. Сделанный из серого камня, он словно навис над улицей, мрачно глядя темными окнами, как провалившимися глазницами.
Я робко постучала, боясь, что месье Вандербильта не окажется дома. Открыла служанка – в черном платье, сухая, как жердь. Она выслушала меня с высокомерным недовольством и подтвердила, что месье Вандербильт дома, но уже уходит.
- Мне очень надо его видеть, - попросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал совсем уж жалко.
Что-то в этом мрачном доме пугало – и серые стены, и потемневшие обои прихожей, и служанка, больше похожая на могильщицу.
- Подождите здесь, - велела она, смерив меня взглядом с ног до головы, и удалилась на второй этаж.
А что, если я прожду так же, как Этьен – три часа? И все без толку?
Я сделала шаг, второй – и прошла в гостиную, такую же мрачную и темную, как прихожая. На столе лежал раскрытый портфель, с которым я всегда видела месье Вандербильта. Я не собиралась рыться в бумагах, но уголок с логотипом фотоателье месье Кавалли привлек мое внимание. Потянув за уголок, я вытащила фотографию – очень знакомую фотографию… Это была я в платье Розалин, сидящая в комнате дома в Санреже. Месье Вандербильт показывал общий снимок, но он был мельче, а тут мое фото было увеличено до размеров портрета. Рука Этьена на моем плече, слева – рукав платья мадам Аржансон, но изображение было обрезано как раз на уровне шеи Этьена.
- Вот и вы? – услышала я голос месье Вандербильта и оглянулась, держа фотографию.
- Что это? – спросила я, растерянно.
- Ваша фотография, мадемуазель Роза дю Вальен, - сказал Лео.
Я до такой степени привыкла быть Розалин де ла Мар, что не сразу поняла, что он назвал меня настоящим именем.
- Что вы сказали? – пробормотала я, не зная, что теперь делать – бежать, каяться или всё отрицать.
- Разве я не прав? – месье Вандербильт разговаривал со мной привычно-мягко, чуть улыбаясь добродушной, немного усталой улыбкой, и ничем не походил на злодея, лишившего Этьена акций и собирающегося лишить его фабрики. – Не хотите присесть? Я бы предложил вам чаю, но Сюзон отвратительно его заваривает. Совсем не так, как вы. И совсем не умеет печь пироги.
Он придвинул кресло, и я машинально села, не выпуская фотографию из рук.
- Хотите чего-нибудь покрепче? – он открыл стенной шкафчик, доставая графин с наливкой, но я покачала головой. – Да, вы ведь не пьете. Идеальные женщины не пьют ничего, крепче чая, - он снова улыбнулся, кивнув мне. – А я ждал вас.
- Ждали? – только и смогла переспросить я.
- Ждал, - он встал передо мной. – Вы ведь приехали спросить, почему я выставил «Деламар» на аукцион и продал акции Этьена?
- Да… - прошептала я.
- Хорошо, что вы не отрицаете своего имени, - сказал он, с удовольствием разглядывая меня. – Признаться, мне было бы трудно называть вас «Розалин». Это имя вам не подходит. Слишком длинное, вульгарное. Роза – это нежно, это ласкает язык и слух. Можно я буду называть вас Розой?
