– Там у немцев крепкая оборона, в которой ещё с прошлого года простреливается каждый метр. Наступление на этом направлении приведет к неоправданным и ненужным потерям. Тут вы противоречите сами себе, – упрекнул в непоследовательности собеседника Сталин.
– Но и наши артиллеристы пристреляли каждый метр обороны противника, а если, как предлагает генерал Говоров, перебросить пушки с других участков фронта, оборону противника можно будет взломать и высадить десант.
– По-моему, вы утратили объективность, так необходимую для представителя Ставки, и пошли на поводу у ленинградцев, – жестко одернул вождь Рокоссовского, но тот твердо стоял на своем.
– Я только хочу лучше выполнить порученное мне задание, товарищ Сталин. Вы просили осмотреться и дать свою оценку положению фронта. Мое мнение, как представителя Ставки, для прорыва блокады Ленинграда необходимо совместное наступление двух фронтов, – четко доложил Константин Константинович, и в трубке повисла зловещая тишина.
Из-за чуткой мембраны телефона Рокоссовский хорошо слышал, как Сталин раздраженно вздохнул и бросил куда-то в сторону короткое слово «не понимает». Кто находился в этот момент в его кабинете, а уж тем более что он глухо произнес вождю в ответ, Рокоссовский не слышал. Однако по тону ответа точно определил, что человек выражает свое полное согласие с недовольством товарища Сталина генералом.
– Ставка не будет менять принятого ею решения, товарищ Рокоссовский, – жестко отчеканил вождь, отсекая всякую возможность для дальнейшей дискуссии. – Что касается приведенных вами аргументов, то мы предлагаем вам над ними ещё раз хорошо подумать. Всего доброго… – холодно молвил Сталин и повесил трубку.
– Ну что? – спросил Рокоссовского Говоров, хотя по лицу генерала можно было догадаться, что ответил ему вождь.
– Товарищ Сталин предлагает ещё раз обдумать наше предложение, – только и мог сказать ему Рокоссовский.
– Значит, он сомневается, – оптимистически прокомментировал его слова Жданов. – Думайте, товарищ Рокоссовский. Ищите нужные аргументы и отстаивайте свою точку зрения, если вы в ней полностью уверены.
Разногласие во мнении относительно проведения предстоящей операции у Рокоссовского были не только с Верховным Главнокомандующим, но и с комфронта Мерецковым. При обсуждении плана операции в штабе фронта два генерала не сошлись по двум очень важным моментам.
Первый из них заключался в намерении генерала Мерецкова вводить силы 8-й армии в три этапа. Сначала согласно плану операции в действие вступал 6-й гвардейский корпус генерала Битюкова силами четырех дивизий, задача которых заключалась в прорыве обороны противника. Затем в бой вводился 4-й гвардейский корпус генерала Гагена, который усиливал наступательную мощь соединений 8-й армии, а подразделения вновь созданной 2-й ударной армии должны были довершить начатое дело и соединиться с войсками Ленинградского фронта в районе Дубровки и Красного Бора.
План был замечателен, в чем-то даже хрестоматиен, но Рокоссовский выступил категорически против поэтапного введения войск.
– Все, что предлагает штаб фронта, уже было опробовано и применено в финскую кампанию и не имело успеха. Тогда, имея численное превосходство над противником, соединения Красной Армии не могли прорвать его оборону как раз из-за того, что действовали разрозненно. Только одна треть всех ударных сил была брошена на прорыв, а две трети стояли за их спиной и ждали момента, чтобы войти в прорыв. Когда же подразделения первого эшелона исчерпали свои силы, в бой вводились силы второго эшелона, но оборона так и не прорвалась.
– Считаю приведенный вами пример неудачным и неуместным, – взвился комфронта, как раз командовавший во время Финской войны советскими войсками на начальном этапе. – Тогда нам противостояли бетонные доты и укрепления, а здесь у немцев в основном деревянно-земляные укрепления опорного типа. Наши танки КВ и Т-34 после мощной артподготовки разнесут их в клочья, не оставят от них мокрого места! Или вы думаете по-другому?
– В том, что прорвут, пусть даже с потерями, согласен, но вот, что смогут с наскока захватить Синявинские высоты, очень сомневаюсь. Согласно данным воздушной и наземной разведки там у противника очень крепкая оборона, ориентированная именно на юг и юго-восток. Немцы ждут нас именно там, и значит, имеются минные поля, противотанковая артиллерия и многочисленные огневые точки. По мнению генерал-майора Орла, немцы легко смогут сначала выбить у нас танки, затем положат пехоту, и наступление захлебнется.
– У наших танкистов иное мнение. У немцев нет пушек, способных пробить броню КВ, а приданные нам соединения огнеметных танков Т-34 подожгут земельные укрепления противника, и немцы будут вынуждены отступить.
– Я очень сомневаюсь, что танки КВ смогут удачно наступать в лесисто-болотистой местности, а действия огнеметных танков хороши, когда противотанковые батареи противника полностью подавлены.
– Мы усилим соединение ОТ-34 самоходными орудиями и дивизионом гвардейских минометов. Этого вполне хватит, чтобы привести к молчанию вражескую артиллерию и под прикрытием дымовой завесы прорвать оборону немцев, – гнул свое Мерецков.
– Насколько мне известно, самоходных орудий у фронта очень мало, а что касается гвардейских минометов, то согласно плану операции весь свой боезапас они израсходуют уже в первый день наступления. Дальнейшее применение артиллерии, насколько я понимаю, командование фронтом не предусматривает вообще. Или меня не совсем верно информировали? – Рокоссовский требовательно посмотрел в сторону начальника штаба фронта.
– Нет, товарищ Рокоссовский, все верно. Артиллерия фронта должна обеспечить прорыв вражеской обороны, а дальше предполагается действовать по обстоятельствам, – выдавил из себя покрасневший Стельмах, которому было очень неуютно отвечать на неудобные вопросы представителя Ставки.
– Мне кажется, что Синявинские высоты – это не тот случай, когда можно действовать по обстоятельствам, – жестко подчеркнул Рокоссовский. – А вот если объединить огневую мощь первого и второго эшелона, то решение этой проблемы, на мой взгляд, пойдет быстрее и успешнее.
– Для этого, товарищ генерал, необходимо иметь плотность артиллерийского огня не меньше ста двадцати стволов на один километр, – подал голос помощник Рокоссовского генерал Казаков, – тогда как сейчас мы можем рассчитывать только на семьдесят стволов на километр.
– Значит, по-вашему, надо сливать все три эшелона в один? Ну, это же курам на смех, товарищ Рокоссовский! – возмущенно проговорил Мерецков и, ища поддержки, посмотрел на армкомиссара Запорожца, но тот не спешил встать на сторону комфронта. Одно дело поучать нижестоящих командиров и совсем другое дело спорить с представителем Ставки, который не просто жонглирует словами и понятиями, а сыпет их точно и по существу дела. Да и похвальное в адрес Рокоссовского письмо Мехлиса также играло свою роль.
– Никто и не предлагает сливать все воедино, Кирилл Афанасьевич. Генерал Казаков сказал об имеющейся проблеме, и только, – осадил комфронта Рокоссовский. – По моему приказу Василий Иванович составил и уже отправил заявку в Ставку на увеличение количества артиллерии фронта.
