– Хорошо, товарищ Рокоссовский, будем считать, что Ставка согласилась с вашим предложением о переносе наступления, – с явной неохотой произнес вождь. Было слышно, что он что-то пишет на бумаге, а затем задал новый вопрос: – С вашим предложением по поводу двух ударов мы определились. Однако нам неясно, как вы намерены использовать в операции «Искра» силы Ленинградского фронта. Генерал Говоров стоит за нанесение отвлекающего удара на одном из участков фронта. Каково ваше мнение по этому поводу?
– Полностью согласен с тем, что контрудар нужен, но не в качестве отвлекающего, а в качестве вспомогательного удара. Поэтому наносить его надо не в начале операции, а в её середине, когда будет ясно, где и как следует сковать живую силу и технику противника. На начальном этапе операции помощь Ленинградского фронта может проявиться в поддержке нашего наступления своей авиацией. Немцы наверняка попытаются захватить превосходство в воздухе, и каждый присланный соседями самолет не останется без дела, – сказал Рокоссовский, вспомнив вражескую «карусель» в небе над Севастополем.
– Ваша озабоченность прикрытием с воздуха нам ясна и понятна. Однако тот факт, что вы ещё не определились с местом и временем проведения войсками Ленфронта наземной операции, вызывает откровенное непонимание. Вы что думаете, противник позволит вам спокойно выбирать, где ударить во время проведения операции?!
– Мы с генералом Говоровым уже определились, какими силами удар может быть нанесен. Все зависит от того, как быстро мы сможем взять Синявино и выйти на восточный берег Невы, товарищ Сталин. Тогда станет окончательно ясно, куда следует наносить удар из района Колпино: в сторону Мги или на южном направлении.
– Будем надеяться, что вы сможете быстро разобраться с этим вопросом и что ваше ожидание не сыграет на руку противнику. До свиданья, – попрощался Сталин и повесил трубку.
– Ставка согласна с вашим предложением относительно двух ударов? – требовательно уточнил Мерецков, хотя по обрывкам разговора он все прекрасно понял. Подобная привычка уточнять появилась у него после знакомства с сотрудниками Лубянки.
– Да, товарищ Сталин дал добро, обещал помочь с артиллерией и согласился перенести дату наступления на десять дней. – Рокоссовский вынул из бокового кармана кителя платок и промокнул им вспотевший лоб.
Этот жест болезненно уколол сознание Мерецкова. Правда, не столь своей барственностью, с какой «литвин» это сделал, сколько тем, что, говоря с вождем, Рокоссовский сильно волновался, но сумел отстоять собственные взгляды. Смог ли бы он так же твердо вести себя в разговоре со Сталиным, Кирилл Афанасьевич был далеко не уверен.
Закончив переговоры со Ставкой и отказавшись от предложенного Мерецковым обеда, Рокоссовский взял с собой генерала Орла и сразу выехал в район Гайтолово. Там ему предстояло получить ответ на один очень важный вопрос: смогут советские танки атаковать врага на просторах от речки Черной до Синявино или нет.
Соблюдая правила конспирации, отправляясь на передовую, генералы надевали простую командирскую форму без знаков различия. Менялись документы, машины и даже сапоги – одним словом, учитывалась любая мелочь, которая могла выдать в них высоких гостей.
Конечно, было проще оставаться в штабе и вызвать к себе на доклад командира танковой бригады подполковника Шкрабатюка, но война давно приучила Рокоссовского доверять собственным глазам, а не бравым докладам подчиненных.
По этой причине генерал сам отправился в расположение бригады, чьи танки должны были поддержать атаку цепей пехоты.
– Ну что, Спиридон Васильевич, пришли твои командиры к общему мнению? – спросил Шкрабатюка Орлов, вместе с Рокоссовским с интересом разглядывая полигон, на котором танкисты отрабатывали маневры вместе с пехотинцами.
– Пришли, товарищ генерал. Пройдут наши танки до Синявино, – уверенно заявил Орлу комбриг.
– Вот вы говорите, пройдут, товарищ подполковник, а у немцев на трофейных картах эта местность обозначена как непроходимая для танков, – вступил в разговор Рокоссовский, для наглядности развернув перед танкистом карту, добытую ему разведчиками. – Карта свежая, пять дней назад была по ту сторону реки.
Предъявленный аргумент был очень весом, но он не смутил комбрига:
– Вруны и перестраховщики, товарищ командир, те, кто рисовал эту карту. Пройдут мои танки, я в этом уверен.
– Не всякая лихость в дело, – покачал головой Рокоссовский. – Почему так уверены?
– Потому что сам лично объездил эти места и могу твердо сказать, что пройдет не только Т-50 с «бэтэшкой», но и Т-34.
– Загибаешь насчет тридцатьчетверки, Спиридон Васильевич, – не поверил комбригу Орел.
– Это легко проверить, товарищ генерал. Вон мой танк стоит, поедем, посмотрим, чья правда, – предложил Шкрабатюк.
– Давайте, – немедленно откликнулся Рокоссовский, – но только поедем не по полигону, где вам каждая кочка и взгорок знаком, а так, куда товарищ Орел скажет.
– Как скажете, товарищ командир, – согласился комбриг, принимая Рокоссовского за въедливого штабного офицера. По приказу подполковника экипаж покинул машину, и вскоре танк вместе с генералами двинулся вперед. На месте механика сидел сам Шкрабатюк, командирское сиденье занимал Орел, а Рокоссовский занял место наводчика, строго соблюдая конспирацию.
Комбриг оказался прав. Тридцатьчетверка уверенно проходила все те места, по которым Орел заставлял её проехать. Когда танк остановился, генерал первым спрыгнул на землю и от души пожал комбригу руку.
– Спасибо за отличную работу, Спиридон Васильевич, убедил.
– Скажите, а «Валентайн» или «Матильда» также смогут пройти? – спросил спрыгнувший с брони Рокоссовский.
– «Валентин» точно пройдет, а вот «Матильде» сюда лучше не соваться. Завязнет, как пить дать завязнет.
– Что совсем-совсем не стоит? Ведь такая сила. Броня чуть хуже, чем у «Клима»… – продолжал настаивать Рокоссовский.
– Завязнет ваша «Матильда» по ту сторону речки, товарищ командир, – сухо бросил комбриг, недовольный навязчивостью собеседника. Сразу видно – «штабная крыса», никогда в танке не ездил, в отличие от Орла, а туда же, с рассуждениями. – Огнем она ещё, может, и поможет оборону вскрыть, а дальше от неё толку нет. Через каждые полчаса придется останавливаться и гусеницы ломом прочищать.
– А если боковушки снять? – предложил Рокоссовский.
– Тогда через каждый час чистить придется, – отрезал Шкрабатюк, – не для наших условий эта машина, товарищ командир.
– Хорошо, убедили, Спиридон Васильевич, – улыбнулся танкисту Рокоссовский и пожал ему руку. – Очень надеюсь, что ваши танки на той стороне не оплошают. Успехов.
– Я тоже на это надеюсь, – сдержанно молвил Шкрабатюк, и гости удалились.
Было уже поздно, когда Рокоссовский прибыл в район рабочего поселка № 8, где планировалось нанесение второго удара. Верный своему принципу не сидеть в штабе, а потрогать все своими руками, генерал не стал останавливаться в штабе дивизии и сразу отправился на передовую, в расположение 365-го стрелкового полка.
