Благодаря грамотным действиям полковника Максименкова, сумевшего наладить бесперебойную связь передовой со штабами, все было сделано быстро и четко. Место скопления немецких войск было обработано ударами дивизионных гаубиц, а прилетевшие истребители завершили разгром противника.
Конечно, не всегда и не везде советские подразделения действовали так слаженно и четко, как при обороне моста через Мойку. Во время наступления на рабочий поселок № 6 удачно действовавший взвод лейтенанта Никулина захватил батарею немецких полевых орудий. Недолго думая, офицер приказал развернуть орудия в сторону вражеских позиций и открыть по противнику огонь.
Позиция была прекрасной, запас снарядов имелся, и смелые действия Никулина доставили немцам много хлопот. Лейтенант послал в штаб связного с просьбой прислать взвод пехоты для прикрытия, но требуемой помощи так и не получил. Когда же напуганные немцы контратаковали батарею, Никулин был вынужден бросить орудия и отойти, так как не было пехотного прикрытия.
Несколько удачнее действовали и соединения 6-го гвардейского корпуса. В первый день наступления они взяли под свой полный контроль поселок № 7 и даже часть Синявино, но вот к главной цели, Синявинским высотам, не приблизились ни на шаг.
К тем факторам, которые не позволили советским дивизиям добиться больших успехов, можно было смело отнести плохую артиллерийскую поддержку наступательных действий соединений корпуса. В результате обстрела не все синявинские батареи противника были приведены к молчанию. Вместе с тридцатью дзотами, ориентированными на восток и юго-восток, они стали непреодолимым заслоном на пути советских войск.
Также свою лепту в срыв атак советской пехоты вносила вражеская авиация. Висящие над полем боя самолеты-разведчики корректировали действия немецкой артиллерии, от которой полки и дивизии 6-го гвардейского корпуса несли потери.
Хорошо зная подобную тактику противника, генерал Рокоссовский приказал летчикам сделать все, чтобы разорвать эту роковую для советских войск цепочку. Истребители 524-го полка несколько раз вылетали в район Синявино, но полностью закрыть небо в этом квадрате они не смогли, так как постоянно привлекались к выполнению других боевых задач.
Пытаясь вернуть под свой контроль железнодорожный мост через реку Мойку, Линдеман ввел в сражение 28-ю егерскую дивизию. Её полки непрерывно атаковали позиции державших оборону моста советских войск. Не имея полноценной артиллерийской поддержки, пехотинцы из последних сил держались под натиском моторизированных подразделений противника, и только своевременные удары штурмовиков позволяли бойцам отражать атаки егерей.
Помимо самолетов 14-й воздушной армии защитникам моста через Мойку оказывала поддержку и авиация Ленинградского фронта. Прилетевшая из-за Невы эскадрилья пикирующих бомбардировщиков внезапным ударом сорвала подготовку одной из атак 15-го егерского полка, тем самым дав возможность командованию перебросить защитникам моста две роты подкрепления.
Видя, что атаки Синявинских высот обернутся большими потерями, генерал Рокоссовский, несмотря на требование Мерецкова вернуть взятую с Мгинского направления артиллерию, увеличил число стволов для поддержки наступающей пехоты. Кроме этого, он приказал при атаке применить хорошо показавший себя при прорыве обороны врага тактический прием.
Вновь пехотинцы были подняты в атаку, не дожидаясь конца артподготовки. Руководимые специальными офицерами-корректировщиками, советские артиллеристы обстреливали передовые позиции немцев до тех пор, пока расстояние между вражескими траншеями и атакующими цепями пехоты не сократилось до ста – ста пятидесяти метров. Только тогда корректировщики перенесли огонь в глубину обороны противника.
В этой атаке очень много зависело от четкости взаимодействия танков и пехоты. Как ни старались артиллеристы подавить все огневые точки вражеской обороны, часть их все же уцелела, и когда красноармейцы бросились в атаку, навстречу им ударили пулеметы. Попав под вражеский огонь, пехота моментально залегла, но ей тут же на помощь пришли танки огневой защиты. Быстро определив местоположение дзотов противника, они принялись заливать их струями жидкого огня.
Так как все немецкие дзоты для защиты были обложены толстым слоем торфа, уже через несколько минут они были охвачены огнем, и пулеметные расчеты не столько вели прицельный огонь, сколько боролись с языками пламени, тратя на это столь важные минуты боя. Увидев, что вражеские дзоты замолчали, советские солдаты дружно бросились в атаку и при помощи гранат подавили огневые точки гитлеровцев, которые были очень напуганы видом танков огневой защиты. Не успев занять свои передовые траншеи, они в страхе разбегались перед мечущими огонь бронированными чудовищами. Как ни пытались немецкие офицеры остановить своих солдат, им это не удалось сделать, и они отступили.
Попав под натиск советских штурмовых групп, казавшаяся крепкой и монолитной оборона противника меньше чем за час прекратила свое существование. Первой была взята высота 50.1, затем советские пехотинцы заняли высоты 43.3 и 45.9, а к середине дня полностью очистили от неприятельских солдат весь поселок Синявино.
Успеху этой атаки во многом сопутствовал тот факт, что в ночь перед атакой немецкие гаубичные батареи, находившиеся на Синявинских высотах, были подвергнуты воздушной атаке. Налет этот был хорошо подготовлен, пилоты хорошо знали, куда им лететь и какие цели бомбить. Но ночью в небо поднялись не грозные Ил-4 или быстрые и маневренные Пе-2, а маленькие бесшумные тихоходы У-2. Именно благодаря их точечным бомбовым ударам, артиллерия противника была заметно ослаблена и не смогла оказать существенную помощь своим солдатам в отражении атак советских войск, как прежде.
Под натиском сил Волховского фронта фашистская оборона стремительно трещала, но у противоположной стороны были козыри, способные серьезно повлиять на весь ход сражения. Оказавшись в сложном положении, фельдмаршал Кюхлер решил начать операцию «Сияние», не дожидаясь подхода из Крыма соединений 30-го армейского корпуса. Их фюрер разрешил перебросить под Петербург, считая возможность наступления советских войск в Керчи и Севастополе маловероятной.
– Начать боевые действия в Крыму, когда их черноморские порты находятся под угрозой захвата наших армий, это верх безумия! Сталин никогда не пойдет на это, и потому мы можем себе позволить подобный шаг. Генерал Фреттер-Пико слишком много времени провел под теплым южным солнцем, пусть для сравнения почувствует прелести холодной свежести севера. Ученые люди говорят, что подобный контраст полезен… – ехидно объяснил Гитлер свое решение.
Кроме живой силы, у Кюхлера были проблемы со снарядами для осадной артиллерии. Гаубицы и мортиры, выделенные ОКХ, уже прибыли к своему местоназначению, но боеприпасы к ним не успели доставить в нужном количестве.
В иное время фельдмаршал ни за что бы не начал наступление на хорошо укрепленные позиции противника, но сейчас он стал горестным заложником чужих решений. Впрочем, где-то в глубине души Кюхлер был согласен с Гитлером, требовавшим от него энергичных действий. Ведь одним хорошим ударом можно было разом перечеркнуть все предыдущие успехи противника.
