– А если подведет? Начнется метель или будет туман, и сомнет Бальк наш десант, – Малиновский выжидающе посмотрел на комфронтом, но тот уверенно покачал головой.
– Не сомнет. Генерал Орел создал подвижную группу войск в составе танков и противотанковой артиллерии. Командиры и личный состав имеют боевой опыт, и она сумеет защитить наш десант от танков и мотопехоты противника.
– Но как он собирается их перебрасывать через Дон? Прямо по льду? – задал резонный вопрос Малиновский.
– Совершенно верно. Прямо по льду. Точнее сказать, по специальному деревянному настилу, что, согласно расчетам наших саперов, выдержит тяжесть танков. Правда, движение по этому мосту очень тихоходное, но, согласитесь, это лучше, чем ничего.
– Настил на льду? Не знаю, не знаю, – задумчиво протянул генерал. – На мой взгляд, откровенно опасная и рискованная затея. В любой момент немцы могут ударить по льду из артиллерии, и все накроется медным тазом. Рискованно, товарищ командующий.
– Согласен, рискованно. Но, наступая в этом месте, мы сохраним много жизней своих солдат, если не будем атаковать в лоб, как это делал генерал Ротмистров, – твердо произнес Рокоссовский, всем своим видом показывая, что высказанное им решение окончательно и обжалованию не подлежит.
Твердость нового командующего Южным фронтом проявилась уже на второй день его пребывания на этом посту. Обсуждался рейд бригады полковника Малафеева, и член Военного совета фронта товарищ Хрущев настоятельно требовал скорейшего взятия Батайска.
– За Батайском Ростов, а оттуда рукой подать до Украины, начало освобождения которой является не только военным, но в большей степени политическим делом. Это надо понимать, товарищ Рокоссовский.
Член Военного совета фронта не сильно скрывал свое недовольство заменой генерала Еременко на посту командующего фронтом. И как ни старался Рокоссовский доказать нецелесообразность штурма Батайска в ближайшие дни, Хрущев не изменил своей позиции, продолжая упирать на важность политического момента.
Разговор кончился тем, что Рокоссовский взял трубку телефона, соединяющего его со Ставкой ВГК, и попросил Сталина отозвать с фронта товарища Хрущева. Шаг был смелый и в какой-то мере дерзкий, учитывая, какой высокий партийный пост занимал Хрущев, но генерал Рокоссовский пошел на это, и Сталин его услышал. Попросив к трубке Мехлиса и узнав его мнение по поводу непонимания между командующим фронтом и членом Военного совета фронта, вождь приказал Хрущеву вылететь в Москву.
– Пора товарищу Хрущеву заняться сугубо гражданскими делами, связанными с восстановлением советской власти на Украине. Успехов вам, товарищ Рокоссовский, – напутствовал генерала вождь.
Не понравился план наступления и маршалу Василевскому, которому Сталин не позволял покинуть южный фланг советско-германского фронта до завершения операции «Сатурн».
– Мы будем спокойней, зная, что ход этой важнейшей операции находится под контролем её создателя, – полушутя-полусерьезно говорил Верховный, и Василевский лез из кожи вон, дабы поскорее взять Ростов, ключевой, по его мнению, пункт во всей операции.
– Почему вы не хотите создать мощный ударный кулак на базе корпуса Ротмистрова и им протаранить оборону врага? Топтание в излучине Дона и Маныча переходит все мыслимые сроки! – гневно упрекал Рокоссовского начальник Генерального штаба, хотя новый командующий меньше всех был в этом виноват.
– У меня нет свободных сил, чтобы последовать вашему совету, товарищ маршал. К тому же опыт предыдущих боев показал, что противник располагает в этом месте крепкой обороной. Атакуя в лоб, мы рискуем обескровить наши войска и поставить под удар выполнение операции «Сатурн».
– Как это нет сил?! – возмутился Василевский. – В ваше распоряжение Ставка передала целых две армии! Где они у вас находятся?! Почему вы их не используете для скорейшего взятия Ростова?
– Они задействованы для создания внешнего обвода нашей обороны под Батайском для отражения попыток немцев её прорыва. Я докладывал об этом в Ставку генералу Антонову, – подпустил колкую шпильку шляхтич, искренне считавший, что начальник Генерального штаба должен сидеть в Москве, а не на передовой «тянуть на себя одеяло».
– Пока немцев нет, можно перебросить часть сил под Ростов и попытаться прорвать оборону врага, – продолжал упрямо гнуть свое Василевский. – Один удачный удар может решить исход всей операции.
– Я не любитель бильярда, товарищ маршал, и считаю, что успех дела кроется в его основательной проработке. Поэтому я не стану дробить силы вверенных мне армий для нанесения лихого удара по прочной обороне врага. Армии Шумилова и Батова заняты созданием обороны на подступах к Батайску. В этом я вижу их первоочередную задачу, так как именно здесь будет решаться судьба операции «Сатурн». Танки Макензена будут драться не на жизнь, а на смерть, ибо у них не будет второго шанса прорвать наш заслон. Все решится в одном сражении, и наши армии должны быть готовыми к отражению атаки противника, – отчеканил Рокоссовский, и собеседник не стал с ним спорить. Удаление Хрущева и присутствие Мехлиса не вызывало у Василевского желания сильно спорить с генералом.
«Сталин его по имени-отчеству называет. Ну его к черту, хочет сломать себе шею – пожалуйста, ломайте, плакать не будем», – подумал про себя маршал и хмуро буркнул в трубку:
– Если вы все знаете и понимаете лучше нас – не буду вам мешать действовать. До свидания.
Генерал Кинжал, как его прозвали немцы, действительно лучше понимал, а точнее, искренне верил своим боевым товарищам генералам Орлу и Казакову, что с головой ушли в создание прочной обороны на пути рвущегося с Кавказа противника.
Он не кричал и не понукал своих подчиненных, как это делали многие другие генералы, командующие фронтами. Константин Константинович был уверен в том, что громкими окриками невозможно заставить человека работать с полной самоотдачей. Высказывая замечания и упреки, он никогда не выходил за рамки приличия. Не унижая чувство собственного достоинства провинившегося, Рокоссовский поворачивал дело так, что тот сам осознавал свою вину и лез из кожи вон, чтобы исправить допущенную ошибку.
При этом генерал всегда давал совет, как лучше исправить или осуществить ту или иную задачу. Подчиненные высоко ценили это и, отправляясь на задание, работали с двойной отдачей.
Готовясь отразить удар танков противника, генерал Казаков полностью отказался от прежней схемы развертывания противотанковых орудий в одну линию. За основу генерал взял построение, которое было опробовано им под Москвой, когда против 16-й армии Рокоссовского сражались лучшие бронетанковые соединения вермахта и, несмотря на свое превосходство, не смогли сломить советскую оборону. Соединения Рокоссовского гнулись, трещали, отступали под натиском врага, но не бежали, а отвечали ударом на удар, умело ослабляя бронированный таран врага.
Действенность построения противотанковой обороны генерала Казакова была проверена под Ленинградом и Сталинградом, и теперь ей предстояло выдержать свой главный экзамен под Батайском.
