— Ничего особенного. Интересовался, не страшно
ли мне прыгать с парашютом. — Любке не хотелось говорить ребятам, что сестра ее
бабушки была черной колдуньей.
— Ну что, орлы, — передразнил майора Гвоздя Горохов.
— Айда к Петропавловке. Искупнемся.
Погода стояла просто великолепная. Солнце
сияло.
— А учиться кто будет? — сказала Любка. — Мы и
так уже четыре урока прогуляли. Давайте хоть на последний сходим.
— Блин! — вспомнил Самокатов. — Мне ж сегодня
двойбан исправлять! Я с Нестеровой на час договорился. — Генка посмотрел на
часы. Было без десяти час. — Едем скорей!
— Вы как хотите, — сказал Макс, — а я — купаться.
— Много не накупаешься, — заметила Крутая. —
Скоро буря начнется.
Горохов, задрав голову, взглянул на чистое,
словно выстиранное небо.
— Не может быть.
— А вот увидишь.
— Ты это с помощью белой магии определила?.. —
С тех пор, как Крутая околдовала милиционера, Макс поверил в Любкины
сверхъестественные способности.
— Да какой там магии, — засмеялась Любка. — У
меня барометр дома висит.
Короче, ребята отправились в школу.
Крутая с Гороховым пошли на урок, а Самокатов
поспешил в учительскую.
В учительской была только учительница младших
классов. Та самая, у которой Генка с Максом узнавали про Марию Сергеевну
Афонькину.
— Здрасьте, — поздоровался Самокатов.
— Здравствуй, — улыбнулась ему учительница. —
Ну что, ходили в гости к Марии Сергеевне?
— Ходили.
— Ну, как она поживает?
— Хорошо, — односложно ответил Генка. И тут же
сам спросил: — А Екатерина Васильна сегодня будет, не знаете?
Учительница сразу перестала улыбаться.
— Нет, ее не будет.
— А когда она будет?
— Никогда. Она умерла.
Самокатову показалось, что он ослышался.
— Умерла?
— Да. Позавчера.
— Но... но я же с ней позавчера разговаривал!
Она собиралась в Москву ехать.
— А вместо Москвы оказалась на кладбище. — Учительница
вздохнула. — Вчера уже похоронили.
Генка не знал, что и сказать.
— Так быстро? — глупо спросил он.
— А эти дела теперь быстро делаются.
Самокатов как во сне вышел из учительской, а
затем из школы. «Ни фига себе», — думал он. Нестерова, конечно, ему не
нравилась. Постоянно наезжала на него в кошмарных снах. Но наяву-то она Генке
ничего плохого не сделала. Если не считать того, что пару по русскому
влепила.
Словом, Самокатов был в шоке от такого
сюрприза.
А дома его ждал еще один сюрприз.
В квартире не было никаких следов разгрома.
Все стояло и висело на своих обычных местах: люстры — на потолке, цветочные
горшки — на подоконниках... И даже остывшая яичница лежала на сковородке.
Ну это был полный отпад!..
А как же Черная рука? Она что, не прилетала? А
за кем Генка гонялся по всей квартире?.. Следовало немедленно сообщить обо всем
майору Гвоздю.
Самокатов уже собрался связаться с майором по
телепатической связи. Но тот сам с ним связался. По телефону.
— Геша?
— Да.
— Майор Гвоздь беспокоит. Я хотел узнать...
Генка возбужденно перебил:
— Петр Трофимыч, здесь ничего нет!
— Чего «ничего»? — не понял майор.
— Ну, все на месте... — И Самокатов объяснил
ситуацию.
— Вот так номер, чтоб я помер, — сказал в
трубку Гвоздь.
— Может, у нас была коллективная галлюцинация?
— предположил Генка.
— У нас с тобой? — снова не понял майор.
— Да нет! У меня с Максом и Любкой. Они ведь
тоже видели весь этот разгром.
— Не думаю, — подумав, ответил Гвоздь. — Это
скорее похоже на серую магию.
— На какую еще «серую»? Бывает же только
черная и белая... — Самокатов уже начинал понемногу разбираться в магиях.
— Нет, есть еще и серая, — сказал майор.
— А она хорошая или плохая?
— Так, серединка на половинку. Зла от нее
особого нет. Но и добра особого не жди... Ладно, парень, с этим мы потом
разберемся. Я вот чего звоню. Ты говорил, что, кроме Курочкиной, в твоих
кошмарах присутствовали еще учительница с директором. Верно?..
— Верно. Нестерова с Купоросовым.
— А ты не помнишь, они как-нибудь друг друга
называли?
— В смысле — по именам?
— Нет. В смысле — прозвища, клички...
— Да, называли! — вспомнил Генка свой самый
первый кошмар. — Купоросов называл Нестерову Петлей, а она его — Бритвой...
— Вот так номер, чтоб я помер! — воскликнул
Гвоздь и бросил трубку, оставив Самокатова в полном недоумении.
На улице между тем разразилась настоящая буря.
Дождь хлестал как сумасшедший. Ветер бился в окна как припадочный.
Генка, чтобы хоть немного отвлечься от
серо-бело-черных магий, включил телик. Но по всем каналам гоняли сплошную муру.
Тогда Самокатов решил пойти на кухню и съесть утреннюю яичницу. Не пропадать же
добру.
В эту минуту зазвонил телефон.
— Слушаю? — сказал в трубку Генка.
— Добрый день, Геннадий, — раздался в ответ
женский голос. — Это Екатерина Васильевна.
— Какая Екатерина Васильевна? — дрогнувшим голосом
спросил Самокатов, хотя отлично понял — какая. Та самая, что умерла.
— Нестерова... Ты готов?
— К-к ч-чему?
— К тому, чтобы исправить двойку по русскому.
Генка аж вспотел.
— Но... но вы же умерли.
— Да, я умерла, — подтвердила учительница. —
Но мы ведь с тобой договорились. А я всегда держу свое слово.
Самокатов молчал, потрясенный.
— Сейчас я к тебе приду, — продолжала Нестерова.
— Я тут неподалеку лежу. На Волковом кладбище. Ты меня слышишь, Геннадий?
Генка облизал пересохшие от волнения губы.
— Ага.
«Что же делать... что же делать...» — стучало
у него в голове.
Наконец он нашелся:
— Екатерина Васильна, но ведь ваша оценка
будет недействительна.
— Почему?
— Ну, вы же умерли. Все подумают, что я в
дневнике за вас расписался.
