А Самокатов потирал шею.
— Черт, я уж думал, мне крышка.
— И я так думал, — сказал Горохов.
— И я, — сказал Кипятков.
— Да и я тоже, — признался Гвоздь.
— Но, к счастью, все обошлось, — заключила Крутая,
выдув изо рта большущий пузырь жвачки.
— Ааааааааааааааааа... — раздался истошный
вопль из соседней квартиры.
Гвоздь передернул затвор водяного автомата.
— За мной, орлы! — приказал он и бросился в
прихожую.
Все кинулись следом.
Выскочили на лестничную площадку.
— Жора, дверь!
— Слушаюсь, товарищ майор! — Капитан одним
ударом вышиб дверь.
Влетев в квартиру Красавцевой, все увидели
жуткую картину. Рука Смерти душила Владимира Афонькина. Она так увлеклась своим
злодейским занятием, что ничего вокруг не замечала.
— Огонь! — закричал Гвоздь.
— Есть огонь!
Майор с капитаном, стоя плечом к плечу, начали
поливать Руку Смерти из водяных автоматов.
Спецраствор с блеском прошел испытание. Пальцы
на горле Афонькина тотчас разжались, и Рука Смерти шмякнулась на пол.
— Отлеталась, голубка сизокрылая, — удовлетворенно
подкрутил усы Гвоздь. — Кипятков!
— Я!
— Отвезешь ее утром в Эрмитаж и сдашь
директору под расписку. Уразумел?
— Так точно, — козырнул капитан.
Ребята тем временем приводили в чувство
бедного Афонькина. Генка усиленно хлопал его по правой щеке, а Макс, столь же
усиленно, по левой.
Наконец Афонькин очнулся.
— Пить, — еле слышно прошептал он.
— Сейчас, сейчас. — Любка сбегала на кухню и
принесла воды. — Пожалуйста.
Афонькин жадно припал губами к чашке.
— Что это было?.. — ошалело бормотал он между
глотками. — Я спал... оно налетело... стало душить...
— Успокойтесь, все позади, — погладила его по
плечу Крутая.
Афонькин уставился на Любку.
— А вы... кто? — настороженно спросил он.
— Служба безопасности, — подойдя к кровати, ответил
за Крутую Гвоздь. — Вы в состоянии дать показания?
— Да. Позвольте, я только оденусь.
Афонькин начал одеваться.
— Жора! — позвал майор.
— Я!
— Осмотри как следует квартиру!
— Слушаюсь!
Кипятков приступил к осмотру.
А Гвоздь приступил к допросу:
— Ваши фамилия, имя и отчество?
— Афонькин Владимир Николаевич.
— Где работаете?
— Нигде не работаю.
— Поздравляю. И чем же вы занимаетесь в свободное
время?
— Я поэт. Сочиняю стихи.
— Значит, без определенных занятий, — отметил
майор.
— Простите, — растерянно произнес Афонькин, —
но я не понимаю, к чему ваши вопросы?
— Скоро поймете, — заверил его Гвоздь и продолжил
допрос: — Где и при каких обстоятельствах вы познакомились с гражданкой
Курочкиной?
— С Ритой?..
— Да, со своей бывшей невестой.
— Мы познакомились в Летнем саду. Зимой. Шел
снег. Снежинки, медленно кружась, опускались на землю. Рита была в белой шубке
и белой шапочке. Ее глаза...
— Давайте-ка без лирики, — перебил поэта майор.
— Меня интересуют только факты.
— Ой, извините... — спохватился Афонькин. — В
общем, вскоре после знакомства мы решили пожениться. Подали заявление в загс.
Купили эту квартиру...
— Кто именно купил? Вы?
— Нет, конечно. Откуда у бедного поэта столько
денег?
— А у бедной студентки откуда? — задал
встречный вопрос Гвоздь.
— Рита выиграла большую сумму в телевизионной
викторине. Она мне сама об этом сказала.
— И вы ей поверили?
— Разумеется! — пылко воскликнул поэт.
— Ладно. Давайте дальше.
— А дальше начинается самое ужасное. В один совсем
не прекрасный день Рита... — От волнения у Афонькина сорвался голос. —
Простите, я очень волнуюсь...
— Ничего, ничего.
— Так вот, в один совсем не прекрасный день
Рита превратилась... в собаку.
Самокатов с Гороховым переглянулись. Теперь им
стало ясно, кто похоронен на собачьем кладбище.
— В каком смысле — в собаку? — переспросил
майор.
— В самом прямом. У нее появились лапы,
шерсть, хвост... И она с яростным рычанием...
— Стоп, стоп, стоп, — выставил ладонь Гвоздь.
— В какую именно собаку превратилась ваша невеста?
— Что значит — в какую?
— Какой породы?
— Я в этом не разбираюсь.
— Опишите ее.
— Это был здоровенный пес с огромной пастью и
густой серой шерстью.
— Кавказская овчарка, — навскидку определил
майор Гвоздь. — Ладно, продолжайте.
Афонькин продолжил:
— Рита, ну то есть овчарка, с яростным
рычанием бросилась на меня. Еще б немного — и она бы перегрызла мне горло. Дело
происходило на кухне. Я инстинктивно схватил со стола вилку и... и убил ее...
— Афонькин судорожно сглотнул. — А потом всю ночь рыдал над бездыханным
телом... — Афонькин и теперь зарыдал.
Крутая снова сгоняла на кухню и принесла воды.
Поэт, громко прихлебывая, попил водички, немного
успокоился и опять заговорил:
— Буквально за день до этого кошмара я прочел
в одном медицинском журнале статью о загадочной болезни под названием
«оборотничество». Заболев, человек превращается в собаку и перестает себя
контролировать. Судя по всему, то же случилось и с моей бедной Ритой. Но разве
она в этом виновата?.. — Афонькин с отчаянием обвел взглядом присутствующих.
— Продолжайте, продолжайте, — закуривая,
сказал майор.
— Мне пришлось похоронить любимую на собачьем
кладбище. В Ритин гроб я положил свою поэму. Это был прощальный дар поэта...
Мальчишки одновременно вспомнили ученическую
тетрадку, обнаруженную ими в этой квартире.
— А как называлась ваша поэма? — спросил Макс.
— «На смерть любимой Риты», — с пафосом
ответил поэт. — Я написал ее в день Ритиной смерти...
— В ученической тетрадке? — спросил Генка.
