Никто не ответил. Кира прислушалась: в ванне шумела вода. Девушка глубоко вздохнула, постучала в дверь помывочной и потянула ее на себя. Приоткрыв щелочку на пару сантиметров, Кира припала к ней ртом и снова попыталась окликнуть хозяев квартиры. Поскольку ответом ей была тишина, а у ног плескалась вода, она отворила дверь полностью.
«Небось, открутила кран и куда-нибудь ушла. Ворона! Или засела в интернете. Вот и произошел потоп», – только успела подумать Кира, как вдруг увидела ужасающую картину.
В переполненной водой ванне лежала девушка. Одна рука свесилась через край, по залитому полу плавали губка, шапочка для душа и кусок банного мыла. Кровь окрасила воду, и все это: розовая вода, темные волосы, безжизненно свисающая рука, создавало жуткую сюрреалистичную картину.
Кира зажала рот ладонью и опрометью бросилась из квартиры. На лестничной клетке привалилась к стене, закрыла глаза и тихонько завыла. Сердце колотилось, будто она пробежала пару километров, пальцы не сразу попали по кнопкам телефона. А в голове пульсировала только одна мысль: «Макар Евграфович расстроится».
– Сергей Ефимович, это Кораблева. У меня беда.
И она сбивчиво рассказала о случившемся.
Надо отдать должное Торопову. Он не стал занудничать, узнавать детали, спрашивать, какого черта она зашла в чужую квартиру…
– Иди к своему старику и жди меня. Я сейчас буду.
Кира на деревянных ногах спустилась на третий этаж и вошла в квартиру Самохина. Тот стоял у дверей.
– Кирочка, куда ты делась? Я же кофеек тебе сделал, крепкий, как ты любишь. Только он уже остыл. Теперь придется новый заваривать. А куда ты ходила?
– Да вас соседи сверху заливают. Я сбегала туда, но дверь оказалось закрытой, – соврала девушка.
– Вот же заполошная! Опять залила! – укоризненно покачал головой Самохин.
Кира подставила таз под струи воды, льющиеся с потолка.
– Кто заполошная? – спросила Кораблева, поняв о ком речь.
– Да соседка моя, – Макар Евграфович бросил в лужу старый пододеяльник. – Орефьева. Имя у нее еще такое интересное. Николь! Такая безалаберная!
Орефьева, Орефьева… Фамилия показалась Кире знакомой.
– Так она что, не первый раз вас заливает? – уточнила она.
– Да вон какой потолок в ванной! Видишь, весь в пятнах, – старик дрожащей рукой показал наверх.
– Я вижу, что у вас даже грибок от сырости появился, – Кира оглядела старенькую ванную комнату.
Бедненько. Зеркало в когда-то белой, а теперь пожелтевшей от времени пластиковой оправе, умывальник со сколотым краем, кран, замотанный синей изолентой… «Надо будет сделать ремонт, – неожиданно подумала она. – Не сейчас, конечно, а когда поиски закончатся. А что, возьму кредит и сделаю».
Она вытирала воду с пола, выкручивала пододеяльник над ванной, снова вытирала, когда раздался телефонный звонок.
– Выходи. Мы тебя ждем, – сухо сказал Сергей Ефимович.
Кира уговорила Самохина прилечь:
– Полежите немного, я с товарищами из ЖЭКа, наконец, перекрою потоп.
Около квартиры старика ее ждали Торопов и какой-то парень, вроде из службы безопасности партии. Вместе они поднялись на четвертый этаж. Кира осталась около квартиры Орефьевой, а мужчины вошли внутрь. Кире показалось, что они пробыли там долго, целую вечность, но когда дверь, наконец, открылась, и она взглянула на часы, оказалось, что прошло меньше получаса. Торопов взял Киру за локоть и отвел в сторону:
– Кира, сейчас ты звонишь в ЖЭК. Скажешь про потоп, про то, что звонила в квартиру, но тебе не открыли. Одним словом, говоришь все, как есть, кроме того, что ты сюда заходила. Коммунальщики вызовут полицию. Будешь представляться, ни в коем случае не упоминай партию и то, что ты познакомилась с Макаром Евграфовичем в «Народной власти». И его предупреди. Такого рода пиар нам ни к чему. Антон Семенович сделает все, чтобы информация никуда не вышла. И, главное, если тебе покажут утопленницу, не говори, что ты ее узнала.
Кира вытаращила на него глаза:
– А я ее узнала?
– Конечно. Это же невестка той вредной старухи Орефьевой. Зои Павловны, вроде. Ну, которая хотела компромат на невестку насобирать, чтобы оградить от нее своего сыночка, – пояснил он, видя, что Кораблева не помнит.
Кира схватила его за руку: «Какая невестка? Откуда вы ее знаете?»
– А чего там знать-то! Ты же сама фотографии видела. Те, которыми Орефьева трясла, а потом бросила у нас, – пояснил Торопов, видя, что Кира все еще не понимает, о чем речь.
– Так это она? Та красавица?
– Она. Странно, я думал, ты ее узнала. А раз нет, то и нужды нет докладывать, – подвел итог Топоров. – А то увяжут все в один узел: взрывы, поджоги, а теперь еще и убийство.
– Не буду ничего говорить. Я и правда не видела, кто там в ванне. Заметила только темный затылок и руку, – Кира почувствовала, что ее снова мутит. – А почему убийство? Она что, не сама умерла?
Спросила и поняла, что задала идиотский вопрос. Ведь видела же кровавую воду!
– Конечно, сама. Сама себя ножом потыркала, – Торопов горестно хмыкнул. – Давай, вызывай коммунальщиков. И самое главное, войди вместе с ними в квартиру убитой. Вдруг там твои отпечатки остались, тогда полиции сможешь объяснить, откуда они взялись.
До позднего вечера Кира разбиралась сначала с ЖЭКом, потом с полицией. Особую тревогу у нее вызывал Самохин. Но он, на удивление, выдержал неприятные процедуры, связанные с опознанием, правда, таблетку под язык закинул. Когда все закончилось, они попили чаю, и Кира осталась ночевать в квартире старика. Он спал так тихо, что Кира, к которой сон не шел, вставала с дивана, на цыпочках подходила к двери спальни. Прислушивалась, дышит ли, и так же тихо возвращалась на место. Заснула она только под утро.
Когда Кира вышла к завтраку, на кухне пили кофе с булочками Соломон Исаевич и Софья Борисовна Кац. Увидев ее, они окаменели.
– Кирочка! – обрадовался Самохин. – А я вот господам рассказываю про вчерашний день. Надо же! Такая молодая, такая красивая… Вот я, старик, живу, а она умерла.
Он печально покачал головой.
– Ну, Макар Евграфович, она же не сама умерла. А это может случиться с человеком в любом возрасте. Давайте я вам чаек сделаю, – Кира закинула чайный пакетик в чашку, залила кипятком и поставила перед Самохиным.
Она совершенно не понимала, как себя вести. Что говорить? Что-то объяснять? Оправдываться? Вроде бы не в чем, но она чувствовала себя виноватой.
– Да, Евграфович, я смотрю, вами уже командуют. Без году неделю вас знает, а уже ночевать остается, – смерив Киру с головы до ног презрительным взглядом, сказала Софья Борисовна.
Кира съежилась на табуретке. Ее охватила такая тоска… Вот сейчас эти люди, которые, видимо, искренне привязаны к старику, убедят его прекратить общаться с ней, и тогда она умрет от тоски.
