Глаша вернулась в «Искру» в состоянии, близком к паническому.
– Да не расстраивайся ты раньше времени, найдется твоя подруга, – успокаивала ее Тетка. – Она девочка бойкая, зацепилась за какую-нибудь возможность, и не до тебя ей.
– Я была у нее в общаге! – воскликнула Глаша. – Ее там никто не видел.
– Тихо-тихо, – села рядом с ней Врачиха и приобняла за плечи, – сейчас Сергей Ефимович все выяснит у Похлебкина. Когда ее видели, с кем она уехала. Не волнуйся.
– Выяснит он… – ворчливо сказала Глафира. Ей была безумно приятна забота этих нелепых женщин, хотя она, конечно, не показывала вида. – Его самого чуть не взорвали, и что он выяснил?
В приемную вошел Торопов.
– Ну вот, Сергей Ефимович, только про вас говорили, а вы тут как тут, – нарочито бодро сказала Аллочка.
Сегодня она Глашу совсем не раздражала, наверное, потому, что не лезла со своими нравоучениями, а может, просто они все притерлись друг к другу.
Торопов ничего не ответил и сразу подошел к Глафире. Присел рядом с ней на корточки и взял ее за руку.
– Что? – помертвевшими губами спросила она. От жуткого предчувствия учащенно забилось сердце. – Назира?
– Да, Глашенька, Назира умерла, – сказал Сергей и попытался ее обнять.
Нет, это бред какой-то! Этого просто не может быть! Не может! Только не Назира!
Глафира оттолкнула его, вскочила с места и закричала:
– Вы все врете! Назирка не может умереть. Она шла на «Сатисфакцию» делать макияж! Она молодая, здоровая. Она не может умереть!
Ответом ей была звенящая тишина. Она была такой плотной, что казалась осязаемой. Глафира Радова наткнулась на нее, как на стену.
– Вы что, в полиции это узнали? – внезапно обессилев, спросила Глаша.
– Нет, Антон Семенович сказал. Ему сообщили, – тихо сказал Торопов, сделав ударение на слове «ему».
– А это точно она? – жалобно спросила Глафира, понимая, что Востриков не ошибся.
Откуда-то появился Вениамин, прижал ее к себе. И тут она заплакала, нет, даже завыла. По-взрослому, по-бабьи. Она рыдала, Веня гладил ее по голове. Остальные стояли молча. Через некоторое время поток ее слез иссяк. Тогда Сологубова решительно взяла ее за руку, отвела в ванну, наклонила над раковиной и стала умывать. Глафире было все равно. Не хотелось ни сопротивляться заботе, ни плакать, не хотелось ничего.
Когда через некоторое время они появились в приемной, все сидели полукругом около ее, Глашиного, стола.
– Садись, – решительно сказал Торопов. – Нужно серьезно поговорить.
Глаша села на кончик стула и подняла на него измученные глаза. Сергей Ефимович, наоборот, взгляд отвел и стал торопливо говорить:
– В последнее время работать у нас, я имею ввиду нашу «Искру», становится небезопасно. Вчера пытались убить меня, взорвали машину. Только по счастливой случайности я не пострадал, но погиб другой, совершенно невиновный человек. Так что эту случайность вряд ли можно назвать счастливой.
Он замолчал, а потом резко встал и подошел к окну. Немного постоял, раскачиваясь с пятки на носок и глядя на улицу. Вернулся, снова сел и продолжил:
– А сегодня мы узнаем, что мертва Назира. Здесь становится слишком опасно. Сейчас приедет начальство, и будем думать, что делать дальше.
– В смысле, «что делать дальше»? – переспросила Кира.
– Вот придет Востриков и все скажет. Потерпите. А пока, Глаша, подумай, за что могли убить твою подругу. Вспоминай, может она тебе что-то говорила? Скоро все равно будет полиция, придется отвечать.
– Как убить? – ахнула Глафира. – Вы же сказали, она мертва. Просто мертва. Ну упала, ударилась, ну с сердцем плохо стало!
– Нет, Глаша, ее убили. Задушили. Прямо после программы «Сатисфакция». В костюмерной убили и завалили всякими тряпками. Программа закончилась, охранник все осмотрел и закрыл дверь. Там же столько шмоток, ничего не заметишь. Ну а впереди выходной, понедельник… А на следующий день пришла уборщица, она и нашла…
Дверь приемной распахнулась, и размашисто вошел Похлебкин. Несмотря на неунывающий характер вечного балагура, Олег Витальевич был явно подавлен. Волосы, обычно аккуратно уложенные, были растрепаны, щетина переросла длину, задуманную Бородиной. И самое невероятное – у него не был закатан рукав рубахи, что выдавало высшую степень смятения.
За ним семенил короткими ножками Востриков, воинственно выставив вперед подбородок.
– Ребята, вы уже, наверное, знаете обо всем, что у нас случилось. За два дня погибло два человека. И это не считая взрыва в приемной «Возрождения». У нас становится слишком жарко. Поэтому мы предлагаем тем из вас, кто хочет, покинуть общественную приемную. Заниматься своими делами, работать, учиться, а не мчаться каждую свободную минуту сюда, – сказал Антон Семенович, оглядев присутствующих.
Они подавленно молчали. Да и что говорить? Они все: и Глаша, и Кира, и Аллочка, и Татьяна Митрофановна, и даже Торопов были рядовыми исполнителями. Они не участвовали в партийных интригах и склоках, не лезли вверх по партийной лестнице, а просто делали свое дело. И даже болели за него. Поэтому были абсолютно не готовы к тому, что произошло вокруг них в последнее время. Да и как к этому можно быть готовым?! Вон, даже начальство растерянно.
– Я остаюсь, – тихо сказала Кира. – Идти мне все равно некуда. Да и потом, за что меня убивать? Я ничего опасного не делаю, только стараюсь помогать людям.
После ее слов все будто очнулись, ожили.
– Я тоже, – сказала Аллочка. – Надо просто быть осторожными, и все. Я остаюсь.
– Подождите, ребята. Это все, конечно, очень трогательно, но дело нешуточное. Поймите, Назира тоже ничего опасного не делала, а ее убили. Видимо, только за то, что она была в нашей партии, – Востриков попытался убедить подопечных.
– Назиру убили не из-за партии, – шмыгнув носом, сказала Глафира, – она наверняка куда-нибудь влезла. Так что я тоже никуда отсюда не пойду.
– Стоп! Глаша, что значит «влезла»? – переспросил Востриков.
– А то и значит, что она вечно все узнавала и запоминала. Говорила: «Кто владеет информацией – тот владеет миром».
И Глафира снова заплакала.
Похлебкин встрепенулся, провел ладонью по волосам, приосанился.
– Так я ж и говорю, Антон Семеныч, что не полезут они больше на нас. Должны понимать, что сейчас и полиция за дело взялась, и наша служба безопасности. Они что, всех наших переубивают, что ли? За что?
– Значит так, – подвела итог встречи Сологубова. – Мы остаемся. Работаем все в прежнем режиме.
– Работаем, – подтвердил Торопов. – Ребята из охраны у нас дежурят, тревожная кнопка у нас есть…
– Спасибо всем, конечно, – растроганно поблагодарил Востриков. Он позволил себе секундную слабость – растрогаться, но тут же взял себя в руки. – А теперь, Кира, я хотел у тебя попросить фотографии той модели, которую убили. Дай их сюда, от греха подальше. А то мало ли, полиция найдет…
