– Ма! Сколько лет сладостям? Я чуть зуб не сломал!
– И чего сразу «сколько лет»? Мне в прошлом годе Вера Власовна на День Победы принесла. А что им сдеится? Токма затвердеют, так от этого они слаще быть не перестанут.
Орефьев засмеялся и взялся за следующую конфету.
– А и правда. Что им будет. Так о чем это мы говорили? Ах да, о партии… Я не умоляю вашего вклада в общее дело, – Алле показалось, что он едва заметно улыбнулся. – И мне нравится, что вам нравится, простите за тавтологию, помогать людям в решении их проблем.
Аллочка не знала, что означает слово «тавтология», но главное поняла – он одобряет ее деятельность в партии. И сразу же стало страшно, вдруг сейчас Владимир скажет еще что-нибудь слишком умное, и она не поймет, о чем разговор. Поэтому решила пойти в наступление.
– Я разговаривала с Зоей Павловной, и она мне сказала, что погибла ее невестка. Я так понимаю, ваша жена, – она вопросительно взглянула на Владимира. Тот не сводил с нее глаз, но головой не кивнул. – Я вам очень сочувствую, то есть, соболезную.
– Мам, ты, вроде, собиралась к Виктории Генриховне, – сказал Владимир.
Зоя Павловна некоторое время посидела, удивленно глядя на сына, а потом засуетилась:
– И правда, что это я с вами засиделась, а меня суседка ждет.
Орефьева вообще странно говорила, некоторые слова произносила правильно, другие на просторечный лад.
После того, как она ушла, Владимир пригласил Аллу перейти в комнату. Там стояла стильная низкая мебель, на стенах – светлые обои. Диван и кресла оливкового цвета. Но все портили тканые пледы, прикрывавшие «маркую» обивку. На журнальном столике лежала вышитая салфетка, такая же была накинута на тонкий плазменный телевизор. Это было настолько нелепо, что Аллочка невольно улыбнулась. Владимир заметил ее иронию и сразу стал оправдываться:
– Знаете, я в гору пошел не очень давно. Просто однажды стал «модным». Как-то сделал портфолио Наталье Давыдовой, а она возьми и заключи контракт с агентством «Макс». Может, слышали о такой модели Натали Давидофф?
– Боже мой, конечно! – вскричала Алла. – Она мне так нравится!
– Как только Натали замелькала на мировых подиумах, я сразу стал популярным. Как говорится, проснулся знаменитым. Тогда и появились первые настоящие деньги. Купил вот эту квартиру. Потом женился на Нике.
Он подошел к бару.
– Выпьете что-нибудь? – обратился он к Алле.
Она кивнула:
– Вина, если можно.
Владимир налил ей «Херес», а себе плеснул виски.
Отпив добрую половину фужера, он продолжил:
– Она меня никогда не любила. Я же сказал, что стал «модным». Ника тоже надеялась стать знаменитой фотомоделью. Мечтала, что ее портфолио будет не хуже, чем у Натали. Она даже стала называть себя Николь Орефьефф, он снова пригубил виски. – Смешно.
– Вы не рассказывайте больше ничего. Вам, наверное, очень трудно это все вспоминать, давайте не будем, – Кучинская чувствовала себя очень неловко, присутствуя на чужой исповеди.
– Да нет, Алла, я, собственно, для вас рассказываю. Ну, чтобы все понятно было. Тем более, что большого горя, к своему стыду, я не испытываю. Бедная, глупая, жадная, амбициозная девочка. Гонора было много, но работать, как Натали, она не хотела. Думала, выйдет замуж за фотографа – и карьера в кармане. Мы поженились, эту квартиру я оставил матери. Она сразу все переделала по своему вкусу, все эти салфеточки, накидочки… – он нежно улыбнулся и обвел рукой комнату.
Алла внимательно слушала и не уставала удивляться, как такого красивого богатыря можно было не любить. Неужели слава модели важнее семейного благополучия?
Владимир снова плеснул себе виски, а Алле подлил вина.
– Я купил квартиру-студию, мы с Никой переехали туда. Жить с ней было совершенно невозможно, постоянные тусовки, пьянки… Потом она стала все чаще приходить домой под утро. Поначалу я бесился, закатывал скандалы, хлопал дверью, уходил… Потом чувства перегорели. Знаете, когда все чересчур, страсти бурлят, эмоции зашкаливают, то рано или поздно наступает предел, – Владимир ребром ладони провел по шее.
– Я вас понимаю. Когда чего-то слишком много, то со временем устаешь от этого, – Алла кивнула. Уж кому, как не ей об этом знать.
– Именно. Я понял, что устал. Что больше не хочу ее ждать, глядя на часы, не хочу тягать ее в ванну, когда ей плохо с перепоя, не хочу выслушивать ее лживые объяснения… И я купил Нике квартиру. Она давно просила, говорила, что ей, как творческой личности, просто необходимо гнездышко, в котором она сможет расслабляться после съемок. После переезда в собственное жилье в нашем общем она больше не появлялась. Вот, пожалуй, и все. А несколько дней назад я уехал на съемки. И слава богу, потому что иначе меня обвинили бы в убийстве.
Они помолчали.
– Вот взял и все вам выложил. Некрасиво, наверное. Как говорится, о мертвых или хорошо, или ничего… Хотя, вроде есть продолжение этого выражения.
«О мертвых либо хорошо, либо ничего, кроме правды», – сказал Орефьев.
Алле хотелось узнать, что случилось с Николь, но уже не так остро, как до встречи с Владимиром.
Он опустил голову и роскошная длинная челка упала на лицо.
– Ее нашли в ванне с «колото-резаными ранами», как написали в протоколе, – Орефьев пробормотал это так тихо, что Аллочка еле его услышала.
Они снова замолчали. Нужно было что-то сказать и Кучинская растерялась. Успокаивать? Соболезновать?
Орефьев подошел к окну и замер, время от времени поднося фужер ко рту.
Внезапно он развернулся и стремительно подошел к Алле. Сел рядом с ней на диван.
– Алла! Вот черт, – он снова встал. – Не знаю, как и сказать. Знаете, я ведь уже махнул рукой на свою личную жизнь. Если бы вы побывали на какой-нибудь фотосессии, вы бы меня поняли. Манерные, капризные, порочные, с холодными глазами и расчетливым сердцем модельки… Любое сказанное ими слово продумано, взвешено, оценено. Смотришь на все это, как будто находишься в театре.
– Неужели все такие? И Натали Давыдофф? – скорее от смущения, нежели от любопытства спросила Алла.
– Ну, Натали труженица. Вот она другая. Поэтому и достигла таких высот, – Владимир сказал это таким тоном, что Алла моментально догадалась: между ними что-то было. Может роман, а может неразделенная любовь. От этой мысли в ее сердце впилась острая колючка ревности.
Орефьев между тем продолжал, не догадываясь, какие чувства испытывает Аллочка.
– Но я не об этом. Просто когда я вас увидел… Вы очень красивая, и в то же время настоящая. Вы теплая, если вы понимаете, о чем я.
А потом добавил быстро, скороговоркой, почти проглатывая слова:
– Я сейчас не совсем в форме, а вот чуть позже, через пару-тройку дней, вы не согласились бы со мной поужинать? Или у вас есть друг?
