Алла покраснела, хотела было что-то сказать, может, возразить, но смутилась и растерялась. Сердце забилось часто-часто. Мысли лихорадочно закрутились в голове, в душе то появлялась надежда, то исчезала.
Боже мой, какая же она дура. Ведь дала себе зарок – все, больше никаких романов. А стоило только услышать теплые слова, и она опять готова распустить нюни.
Мужикам вообще нельзя верить. В Аллиной памяти калейдоскопом пронеслись все ее мужчины. Один женат, у другого жена «больная», третьему нужно карьеру делать, четвертому детей дорастить.
– Нет, друга нет, – сказала Аллочка честно и тут же себя отругала.
Обычно она умела кокетничать. А тут, как простушка, сразу выложила правду. Недаром ей Селиванов как-то сказал: «Понимаешь, Алка, ты баба, конечно, красивая, но не породистая». Видимо, отсутствие «породы» и лежало в основе ее инфантильного поведения.
– Вы все-таки удивительная, – захохотал Владимир, закинув голову. – Мои модельки ни за что бы в этом не признались.
Алла мысленно себе поаплодировала.
– Ну и хорошо, что друга нет, – сказал он с еле заметным облегчением в голосе.
Еще вчера Аллочка ответила бы, что друга нет, но сердце прочно занято Селивановым. Это из-за него она пришла к Зое Павловне. Хотела поговорить про ее невестку. А вдруг у нее получилось бы понять, почему из-за Николь Артем бросил Аллочку. В чем причина, чего в этой долговязой модели было такого, чего не было в Алле?
А сейчас она прислушивалась к себе и понимала, что в ее душе нет никакой любви. Есть обида, недосказанность, незавершенность… Но любви нет. Одна горечь. Ведь если бы она продолжала любить Артема, разве частило бы так сердце из-за внимания к ней Владимира Орефьева? Или частило бы? Аллочка совсем запуталась.
В этот момент хлопнула входная дверь – вернулась Зоя Павловна. Она сразу пошла на кухню и загремела чашками. Когда Кучинская зашла к ней проститься, Орефьева заворачивала не съеденный Аллочкой «Красный мак» в фантик с тем, чтобы снова вернуть его в конфетницу.
Глава 19
Макар Евграфович был очень плох. Кира просидела у него всю ночь. Он лежал тихо-тихо, в лице не было ни кровинки. Только гудел аппарат, к которому были подключены провода, закрепленные на его теле. По экрану бегала ломаная линия, показывающая, видимо, работу сердца.
Кира все пыталась вспомнить, почему у нее вчера возникло тревожное чувство, когда она отправляла Самохина в больницу. Что-то мелькнуло у нее в голове, когда она смотрела на старика. Но пока вызывала неотложку, собирала вещи в больницу, документы, страховку…
Что же ее так обеспокоило? Она закрыла глаза и попыталась восстановить события. Вот она приходит к Самохину, моет посуду, заходит к нему в спальню… Потом вызывает скорую, появляется доктор… Опять пронеслась какая-то мысль, смутное воспоминание, но… нет, не вспомнила.
Ночью время от времени заходила медсестра, и Кира с тревогой следила за ее манипуляциями. Сестричка меняла капельницы, крутила колесико, чтобы лекарство попадало в вену то медленнее, то быстрее, ставила Самохину уколы, мерила давление…
Под утро, едва Кира задремала, облокотившись о спинку стула, как стремительно вошел врач. Он был похож на великовозрастного старшеклассника: длинный, узкоплечий и какой-то неловкий. Рукава его распахнутого халата были слишком коротки, длина брюк позволяла демонстрировать коричневые хлопчатобумажные носки, светлые кудрявые волосы стянуты в хвост, а глаза спрятаны за поблескивающими стеклами очков.
– Ну что, девушка, похоже, кризис миновал. Больной, конечно, еще слаб, но самое плохое позади. Так что идите домой, выспитесь… И, кстати, какие он таблетки принимал? Надо бы глянуть. В его вещах лекарства не было.
Доктор внимательно посмотрел на Кораблеву, и она увидела, что он очень молод.
– А я и не знаю. Видела у него такой пузырек… – и тут Киру озарило. Она вспомнила, что ей показалось подозрительным. – Я съезжу к дедуле домой и привезу бутылочку.
Девушка вскочила со стула.
– Дедуля, говорите? Надо же, какая любящая внучка, – сказал эскулап недоверчиво. – Сейчас такое не часто встретишь… Ну, привезите, буду вам премного благодарен.
Кире стало смешно. «Сейчас такое не часто встретишь…» Врачу от силы лет тридцать, что он в своей жизни видел-то?
Она выскочила на улицу. Кораблева так спешила проверить свою догадку, что тормознула такси. Вообще-то для нее такие траты были недопустимы, полученные отпускные заканчивались, на работу только через неделю, да и зарплату когда еще получишь! Можно, конечно, аванс попросить, но это все равно не выход из положения.
Таксист попался разговорчивый, и всю дорогу до дома Самохина говорил о политике, костерил санкции, ругал капиталистов и с ностальгией вспоминал прежние времена. Рассчитавшись с ним, Кира легко взбежала на третий этаж и попыталась вставить ключ в замок квартиры Макара Евграфовича. Он почему-то не вставлялся. «Ключ, что ли, не тот взяла»? – удивилась Кира.
Она вытряхнула содержимое сумки на коврик возле двери и стала перебирать ключи: от маминой квартиры (тут Кира чуть не расплакалась. Видимо, к маме больше ходу нет. Просто Железный Феликс. Если решила вычеркнуть дочь из сердца, так оно и будет), от приемной «Искры», от рабочего кабинета, от почтового ящика… Тот, которым она пыталась открыть дверь, был действительно от квартиры Самохина. Кораблева закинула весь свой хлам назад в сумку и нажала на тугую белую пуговку звонка.
Послышалось движение, шуршание, шепот, затем дверь слегка приоткрылась. В щели показалось пухлое лицо Софьи Борисовны Кац.
– Что вы хотели? – с металлом в голосе спросила она. Этот холодный тон шел ей, как рыбе зонтик.
– Мы? Мы хотели бы зайти, – с вызовом ответила Кира, и сама себе удивилась. Ведь Софья Борисовна гораздо старше ее, а значит, разговаривать с ней подобным образом непозволительно. Но Кире позарез нужно было попасть в квартиру Самохина, и как можно скорее, чтобы проверить свои подозрения. А судя по цепочке на двери, внутрь ее впускать не собирались.
– Вам здесь нечего делать. Эта квартира практически наша. Макар Евграфович нам ее завещал. Так что до свидания, – и Софья Борисовна попыталась закрыть дверь.
Кира всунула в дверную щель ногу и взвизгнула:
– Вы что?! Какое наследство? Макар Евграфович жив! Я сейчас полицию вызову!
При словах о полиции Кац перестала с силой давить на Кирину ногу и ослабила хватку.
– Немедленно откройте, я пришла за лекарством Макара Евграфовича. Рейдеры!
Захлопали двери соседей снизу:
– Эй, кто там буянит? Сейчас в милицию позвоню! Хулиганье!
– Убери ногу, – зашипела Софья Борисовна, – иначе я не могу цепочку откинуть. Скандалистка!
Кира уступила требованию, щель моментально пропала, послышалось звяканье, и дверь распахнулась. Девушка шагнула через порог и почувствовала запах жарящихся шкварок.
