– Могу продолжать? – приподнял брови тот. Увидев, что Карен Суренович вяло кивнул головой, он заговорил снова. – Один из мужей Нины Анатольевны удочерил ее Ларису. И дал ей свою фамилию, а заодно и отчество. Ну и имя слегка подкорректировал. Ее дочь стала… – он сделал картинную паузу.
Но театрального эффекта не получилось. Самохин сидел, прикрыв глаза, Миликян слушал с непроницаемым лицом, скорее всего, просто из вежливости, а Алиса Витальевна еле сдерживала зевок.
И только когда Роман произнес заветное имя, картинка ожила.
Самохин открыл глаза и выпрямил спину, Карен Суренович оперся о ручки кресла, весь подался вперед и начал вставать, Кораблева-старшая растерялась, сжалась и жалобно пискнула: «Что вы сказали?»
– Она стала Алисой Витальевной Кораблевой! – повторил Славин.
– Не может быть, – прошептала та.
– Как так?! – разгорячился Миликян. – Вот ведь говорите непроверенную информацию, а у пожилого человека может сердце схватить. Получается, что Алисочка – внучка почтенного господина? Как так? – снова повторил он в растерянности.
Самохин был готов к разговору, Славин его уже предупреждал, что тот сегодня увидит свою родственницу, но все равно растерялся. Руки его затряслись. Верхняя часть трости заходила ходуном. Он побледнел, на лбу выступил пот.
– Информация очень даже проверенная, на двести процентов, – обиделся Игорь, до сих пор молчаливо сидевший у самых дверей переговорной. – Я за каждое слово отвечаю. Алиса Витальевна – внучка, а Кира – правнучка Макара Евграфовича.
– Боже мой, Кирочка, – Самохин полез в карман за таблетками.
Миликян бросился к нему, вытряс пилюлю старику на ладонь, подождал, пока тот дрожащей рукой протиснет ее сквозь ставшие напослушными губы и бережно обнял за плечи. А через пару минут эмоционально воскликнул, воздев вверх руки:
– Хвала Господу! Сколько родственников у меня появилось! Сколько близких людей! И у Алисочки тоже.
И он с улыбкой посмотрел на старшую Кораблеву.
Та заметила его взгляд, встала со стула, медленно подошла к Самохину и остановилась, словно не понимая, что от нее хотят. Потом сделала движение, словно хотела обнять деда, но в последний момент просто слегка к нему наклонилась и спросила:
– А почему у Нины фамилия Найденова?
– Ну так война, детдом. Нашли ее. Потому и Найденова, – пожал плечами Славин. – А мама вам, разве, не называла свою девичью фамилию?
– Называла. Гагарина, – тихо сказала Кораблева. – И она не говорила, что была в детдоме. Говорила, что она дочь комдива и оперной певицы.
– Понятно, – протянул Роман.
Алиса Витальевна так же медленно развернулась, подошла к Миликяну и стала с ним рядом. Старик заметил недоуменные взгляды, которыми обменялись сыщики, услышал шепот Карена Суреновича: «Алиса, ты что? Обними деда».
– Ну ничего, – сказал вставая Самохин, – ничего, пообвыкнемся, притремся. Ничего.
Глава 37
Алиса Витальевна придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале. «Гусиные лапки» около глаз, опущенные уголки рта, морщина на лбу… М-да. Но вот если глаза прикрыть очками, помадой не довести пару миллиметров краешки губ, а на лоб побольше напустить челку, получится вполне ничего.
Вот именно – ничего! А ей нужно, чтобы прекрасно. Сегодня же позвонит своему косметологу и договорится об уколах ботокса. Она легкими щипками прошлась по лицу, тыльной стороной ладони похлопала себя по нижней части подбородка, отошла от зеркала и посмотрела на часы. Ну где же тот, для которого и очки, и челка, и ботокс? Обещал быстро отвести домой Самохина – язык не поворачивался назвать его дедом – и приехать.
Алиса подошла к окну и стала ждать Карена. А впрочем, она всегда его ждала, сколько себя помнила. Началось все с мечты о том, чтобы в ее судьбе появился мужчина, который будет ее любить. Матери-то она была не нужна. И он появился, раскрасив ее жизнь в яркие цвета. Миликян был человек-праздник. Концерты, танцы, рестораны, дни рождения, походы в гости… Она влюбилась в него до потери сознания. Около него всегда крутились женщины, но Алиса сделала так, что со временем все пространство вокруг своего любимого стала занимать она одна.
А потом Карен пропал, казалось навсегда. Но она все равно продолжала его ждать, несмотря на то, что мать каждую минуту напоминала ей о том, какой тот негодяй и мерзавец.
Она всегда его ждала… И дождалась.
Да… мама. Странно, что она никогда не любила ни дочь, ни своих многочисленных мужей. И в кого она такая бесчувственная? Ведь детектив – Славин вроде его фамилия – говорил, что Макар и Катерина обожали друг друга, и Нина была плодом любви, а вот поди ж ты! Хотя, возможно, ее сердце ожесточили война и сиротское детство.
Алиса всегда удивлялась, что мужчины находили в ее матери? Нет, она, конечно, была дамой интересной. Чем-то напоминала Лидию Циргваву, жену блистательного Александра Вертинского и маму Анастасии и Марианны Вертинских. У нее были такие же раскосые глаза, прямой нос, хищно вырезанные ноздри, высокие скулы. Но выражение лица было недовольное, высокомерное. К тому же у нее были достаточно примитивные потребности, заключающиеся, главным образом, в погоне за дефицитными вещами и новыми мужьями. При всем при том, Нина Анатольевна всегда знала, чего хочет, и шла к этому, невзирая ни на какие преграды. Как говорится, вижу цель – не замечаю препятствий. А может, именно это мужчин и привлекало?
Каждый ее последующий муж был чем-то лучше предыдущего, либо достатком, либо статусом. Последний из них даже удочерил Алису. Вернее, тогда она была Лариса. Имя свое девочка ненавидела, считала его слишком простецким. А потом посмотрела «Покровские ворота», тетушку главного героя звали Алисой Витальевной. И когда Виталий Кораблев надумал дать ей свою фамилию и отчество, она попросила заодно поменять и имя.
Нина Анатольевна отнеслась к этому безразлично, ну Алиса, так Алиса. Она всегда была равнодушна к дочери, пока у той не появился Карен. Вот тогда мама вдруг стала принимать неожиданное участие в Алисиной судьбе.
Карена Нина Анатольевна возненавидела, объясняя это тем, что очень хорошо знает южных мужчин. Утверждала, что им верить нельзя, потому как все они стремятся только к одному, ну и заодно к прописке. Но на самом деле Алисе казалось, что ее мать, никогда не знавшая любви, увидев, что творится с дочерью, просто испугалась. Испугалась и позавидовала силе их страсти. Хотя, разве может мать завидовать дочери? Или может?
Несмотря ни на что, Алиса была счастлива. А потом Карен пропал, она родила Киру, и яркие краски жизни пропали, все вокруг стало монохромным. Кира росла болезненным, плаксивым ребенком. Нина Анатольевна возиться с внучкой не желала, занималась своей личной жизнью. Иногда, укачивая орущую дочь, Алиса ловила на себе взгляды матери, в которых сквозило тайное торжество.
После смерти матери отношения Алисы с Кирой стали еще более напряженными. Алиса надеялась, что у нее получится удачно выдать дочь замуж. Та переедет к мужу и перестанет маячить у нее перед глазами и так явно, каждой черточкой своего лица, напоминать Карена.
