Голдберг некоторое время смотрел на Станислава, а потом разочарованно крякнул.
– Неужели вы думаете, многоуважаемый, что такая элементарная мысль не пришла бедному еврею в голову? В этом случае зачем мне был бы нужен господин Возницкий, когда мне было бы дело до полиции?
Возницкий досадливо покачал головой. Ну что он тупит, в самом деле. Ведь в этом случае придется объяснять органам, за что Селиванов платил Орефьевой.
– А если это сделает полиция? Я имею в виду, изымет записи камер у «Тапбанка», – спросил Возницкий, чтобы хоть как-то реабилитироваться.
Голдберг вздохнул:
– Они уже ничего не изымут, многоуважаемый. Все уже изъял бедный еврей Борис Львович.
«Вот же ушлый мужик», – с уважением подумал об адвокате Станислав и сказал:
– Что ж, все понятно. Если у меня будут вопросы, я вам позвоню.
Голдберг застегнул портфель, поднялся, подошел к столу, за которым сидел Возницкий и, понизив голос, таинственно сказал:
– Заметьте, я даже не прошу за вашу порядочность, многоуважаемый. Я вам верю. А доверие Бориса Львовича Голдберга что-нибудь да стоит.
Как только адвокат ушел, Станислав позвонил Вострикову и рассказал о встрече.
– Я вам сейчас перекину на мобильник полный текст нашего разговора. Голдберг говорит, что в «Ориентации-Запад» раскол, – понизив голос таинственно сказал Станислав.
– Тоже мне, секрет Полишинеля! Я сам приложил к этому руку, – не без гордости сказал Востриков.
– А Голдберг об этом знает? – со священным ужасом в голосе спросил Возницкий.
– Догадывается, хитрый лис, – с досадой буркнул Антон Семенович.
– Так что мне делать? Браться за это дело? Я сейчас занимаюсь расследованием подмены таблеток Самохину, так что со временем у меня не очень.
– Ты, Станислав, откладывай Самохина в сторону. И давай-ка за Селиванова, он поважнее Кириного деда будет, – азартно воскликнул Востриков. – Тут мы можем интересненькие преференции поиметь.
Возницкого неприятно резанула эта фраза, и он в очередной раз подумал, что если бы его работа на партийную безопасность оплачивалась чуть хуже, он бы бросил ее к чертовой матери.
«Да ты и сам-то, дружок, ничем не лучше своих партийных боссов. Тоже «золотого тельца» во главу угла ставишь. А это цинизм почище Востриковского – делать подлость сознательно. А потом себя за это корить», – с невеселой усмешкой подумал Станислав, сел за стол и достал досье на Селиванова. Открыл папку и стал перебирать свои записи.
Итак, Ника позвонила Артему седьмого числа, восьмого ей на банковский счет поступают серьезные деньги, и в тот же день ее убивают. То есть, Орефьева шантажировала своего бывшего – а может и не бывшего – любовника, узнала, что тот пошел на выборы, и увеличила сумму. За что и поплатилась. Ну да, все логично. Хотя нет, ничего не логично.
Почему Селиванов не убил Николь сразу? Зачем сначала нужно было ей деньги перевести, а потом грохнуть? Ведь он же не мог не понимать, что полиция начнет в Никином банковском счете копаться, в прошлое ее полезут. Да и вообще, нужно исходить из предположения, что Селиванов не убивал. Как сказал Голдберг, «априори» не виноват.
Он снова заварил себе чаю, но никакой крепкий напиток ему сегодня не помогал.
Возницкий достал из сейфа набор отмычек, накинул темную куртку с капюшоном и отправился на квартиру к Николь.
Глава 40
Макар Евграфович достал из шкафчика пакетик с сухим супом, залил его кипятком и стал ждать, пока все ингредиенты набухнут, и можно будет приступить к обеду. С тех пор, как в его жизни появилась Кира, она взяла на себя заботу о том, чтобы у него всегда была домашняя еда. Да и Кацы раньше баловали его свежеприготовленной пищей. А вот теперь Кирочка в больнице, Соломон Исаевич с Софьей Борисовной совсем его забыли, и приходится питаться чем попало.
Самохин тяжело плюхнулся на стул, сложил руки и стал думать о своей внучке Алисе. Что с ней не так? Почему у нее такие проблемы с эмоциями? Какая Снежная королева ее поцеловала?
От этих мыслей его отвлек настойчивый звонок в дверь. Старик разволновался, а вдруг это Кирочку выписали из больницы, и она прибежала прямиком к нему. Но на пороге стоял мужчина средних лет в темной куртке с капюшоном, застегнутой, несмотря на теплую погоду, под самое горло. Он был с такой незапоминающейся внешностью, что встретишь его еще раз, ни за что не узнаешь.
– Добрый день! Меня зовут Станислав Возницкий. Я начальник службы безопасности партии «Народная власть». Разрешите войти?
Самохин засуетился, пропуская вперед себя дорогого гостя – а как же, он же вместе с Кирочкой служит.
– Макар Евграфович, – обратился Стас, устроившись за столом, – я занимаюсь расследованием некоторых дел, связанных с безопасностью наших сотрудников. Могу ли я задать вам несколько вопросов?
Самохин доброжелательно качнул головой и слегка подался Возницкому навстречу, всей своей позой демонстрируя желание помочь.
Станислав задумался. Пару часов назад ему удалось проникнуть в квартиру убитой модели. На ее двери белела бумажная полоска с печатью, которую он аккуратно отклеил с одного края, поорудовал отмычками и очутился внутри.
Помещение, лишенное человеческого присутствия, создавало впечатление нежилого. И это несмотря на то, что на низком угловом диване покоился красный шелковый халат, на белом ковре валялись алые домашние туфли, отороченные такого же цвета мехом, на стеклянном журнальном столике лежала раскрытая крохотная сумочка, с высыпавшейся из нее косметикой, а рядом стояла малюсенькая чашечка с засохшей кофейной гущей.
Станислав битый час осматривал квартиру, выдвигал полки, раскрывал шкафчики, заглядывал под ванну, но ничего подозрительного не находил. Журналы, буклеты, фотографии… И вдруг, наконец, на задней стенке изящного бюро обнаружилась тонкая пластиковая папка, приклеенная скотчем. В ней лежали копии каких-то завещаний. Станислав разложил их на столе. Составлены они были у разных нотариусов, с разными суммами и видами дарений. Общим у них был только наследник, вернее, наследница – Софья Борисовна Кац.
Возницкий повертел бумаги в руках, зачем Орефьева спрятала их в укромном месте? Какое отношение они к ней имеют? Не ей же завещано!
И тут его взгляд зацепился за знакомую фамилию – Самохин. Возницкий взял завещание в руки и подошел к окну. Ему давно пора бы заказать себе очки, но он все медлил. Слышал, что как начнешь пользоваться окулярами, так на всю жизнь. Будешь только увеличивать и увеличивать диоптрии.
Он повернул листок с завещанием к свету и прищурился. Ничего себе бедный старик! Счет в банке, квартира, дача, машина «Победа» 1956 года выпуска. Это же целое состояние! Вот уж эти пенсионеры! Питаются абы как, на всем экономят, кроме ЖКХ, а «гробовые» откладывают.
Макар Евграфович все свое богатство, после своей смерти оставлял супруге лечащего врача.
