Так… Станислав постучал свернутым листком по руке. И снова подумал – при чем здесь Орефьева? Она-то с какого боку? Ей ничего не положено, ни в одном из завещаний она не упоминается. Как-то все странно. Он собрал все бумаги и отправился к старику Самохину.
– Скажите, пожалуйста, в каких отношениях вы были с убитой соседкой? – начал Станислав.
– Могу сказать вам, молодой человек, как на духу. С моей убитой соседкой мы в отношениях не были, – пошутил старик.
Он заулыбался, и это ребячество преобразило лицо, изрезанное глубокими морщинами.
– А если серьезно? – невольно улыбнулся Станислав.
– Знаете ли, она была крайне безалаберной девицей. Всегда шум, гам, музыка, крики… А еще она постоянно заливала мой потолок в помывочной, то кран забудет завернуть, то мочалка слив в ванной забьет, то еще что-то. И никогда не предложила ни копейки в качестве компенсации. А тут она вдруг пришла ко мне, – сказал Самохин с удивлением.
Возницкий после такой новости весь подобрался, как легавая, взявшая след дичи.
– Я Кирочку ждал, услышал звонок и поспешил к двери, – продолжил Самохин. – Смотрю, а там соседка стоит. Она никогда даже не здоровалась, а тут вдруг говорит, что пришла посмотреть, как я живу и много ли мне от нее неудобств. Она так и сказала, неудобств. А у меня вся ванна грибком пошла. Ну так вот, Ника эта про неудобство говорит, а сама глазами по квартире так и шарит. А потом вдруг выдала: «Если бы объединить наши квартиры, получилась бы одна шикарная двухэтажная». И ушла, – закончил рассказ Самохин и осуждающе поджал губы.
– Странно, однако, – качнул головой Возницкий. Что значит, объединить квартиры? Замуж она, что ли собралась за старика, чтобы потом ей хата досталась? Так он уже завещал ее Софье Борисовне! Чушь какая-то.
Станислав вынул из кармана и выложил на стол найденное завещание. Самохин близоруко сощурился и взял бумагу в руки.
– Это копия вашего завещания. Подумайте, как она могла оказаться у этой самой безалаберной соседки.
– Да никак не могла оказаться, – Самохин с удивлением отложил листок в сторону, – когда Ника была в моей квартире, я все время стоял рядом. Ни на минуту ее одну не оставлял. И потом, это завещание старое, новое я на Кирочку написал.
– Таааак, – протянул Станислав. – Ясно, что ничего не ясно. Значит, первое завещание вы составили в пользу Софьи Борисовны.
Самохин согласно кивнул головой.
– А Кацы об этом знали?
– Знали… или не знали, не помню. Памяти совсем не стало, голова дырявая, как решето. Когда Моня с Софочкой стали меня патронировать, я записал на них имущество, но говорил ли им? – Самохин пожал плечами. – А потом с Кирочкой познакомился. У нее проблемы были и с жильем, и с деньгами. Я и переписал все на нее.
И Самохин пустился в воспоминания о поиске родни: как он нашел внучку и правнучку. Возницкий эту историю уже слышал, но перебивать старого человека посчитал неприличным. В итоге просидел у него еще с полчаса прежде, чем отправиться к себе.
Глава 41
Кучинская пришла на службу, окинула взглядом ставший уже привычным беспорядок, включила радио и взялась за уборку. До отказа забитые пепельницы, кружки с кофейной гущей, конфетные фантики, недоеденный гамбургер, пустая пачка из-под анальгина… Алла наводила порядок и бубнила о том, что она «ни разу им не уборщица», и что молодежь совсем обнаглела. Но ворчала она просто так, для проформы, «молодежь» она любила.
– Хай, – в дверях показались Степан с Матвеем.
Вот что за люди! У одного шорты мятые, пуговицы на рубашке застегнуты абы как, а у другого волосы торчком, как у ежика. Алла улыбнулась, включила чайник и в который раз с радостью подумала о том, как же ей повезло с работой. В самом деле, кто еще может похвастаться тем, что ему позволительно опоздать на службу, уйти с нее пораньше и даже прогулять? И хозяева не только не уволят, но даже не заметят твоего отсутствия. Кучинская с нежностью оглянулась на своих работодателей. Только пришли, и уже за компьютерами. Хозяева… Часами сидят, уставившись в мониторы, практически не моргая, ничего вокруг не видя.
Алла вздохнула, закрыла окно, вытряхнула пепельницу, вымыла посуду, сложила бумаги в стол.
– Ребят, я пошла, – сказала она.
Те даже глаз не оторвали от компьютеров, только Степан махнул рукой.
Прием посетителей в «Искре» сегодня начинался во второй половине дня, и Аллочке обязательно нужно было там присутствовать. Кира-то болеет, Сологубова дежурит. В приемной только Торопов и Глаша. Правда, сегодня к ним добавили Вениамина, он отбывал наказание за свои с Радовой подвиги.
Надо же, отправились ловить преступника на живца, то есть, на Глашку. А та оказалась такой смелой! Вот Алла ни за что бы так не смогла. Их бы похвалить, даже наградить за отвагу, а Востриков лишил Веню на две недели машины да еще и заставил сидеть в офисе и разбираться с жалобщиками. Несправедливо. А ведь именно благодаря их действиям и удалось разоблачить Селиванова.
Кучинская задумалась. Как все-таки хорошо, что она успела разлюбить Артема до того, как узнала, что он убийца. Ей было даже странно, что еще месяц назад она с ума сходила от любви. А теперь…
То, что происходило с ней сейчас, было новым чувством, никогда ранее не испытанным. Алла полюбила Владимира Орефьева со всей силой измученного сердца. Но впервые в жизни эта любовь не была болезненной привязанностью, не заставляла ее нервничать, переживать, хорошо ли она выглядит, не сказала ли глупость. Она была спокойна и свободна.
Около приемной «Искры» толпились люди.
– От, явилась – не запылилась, красавица, – заворчала старуха в мужской жилетке с множеством карманов, надетой поверх цветастого платья. – Люди сидят, маются, а им хучь бы хны.
Раньше Аллочка сорвалась бы, вспылила, накричала на бабку, а сейчас ей стало почему-то ее жалко. В самом деле, не от хорошей жизни она сюда приплелась.
– Ну вот, я явилась, теперь очередь побыстрее пойдет, – сказала Алла. – Вы бы лучше записались на определенное время, тогда и ждать бы не пришлось. Проходите, кто первый.
И она вошла в приемную.
Глафира диктовала сидящему перед ней мужчине текст заявления. Тот писал, бросал ручку, начинал горячо спорить и трясти перед Глашей бумагами. Та ему что-то шептала, проситель успокаивался и продолжал писать.
Торопов стоял, склонившись около Вениамина, показывая пальцем в монитор.
Аллочка быстро нырнула на свое место, сказала просителю: «Слушаю вас» и погрузилась в работу.
Когда последний ходатай покинул приемную, на улице уже смеркалось.
– Скорей бы уже выборы прошли, – сказала Глаша. – Похлебкин говорит, что тогда останется только пара-тройка приемных, и будем в них дежурить раз в месяц, а то и реже. А то утомили уже. Ходят и ходят, ноют и ноют. Хотя, конечно, некоторых их них понять можно. Вот у меня сегодня мужик был, так его бывшая жена продала несколько квадратных метров в их квартире, и к нему заселились какие-то уголовники. Прикидываете? Нигде в мире такого чуда нет. Что, нельзя посмотреть, как в других странах, и у нас такой же закон ввести?
