В полиции сразу уцепились за версию, что преступник не Селиванов. От такого заключенного одни хлопоты, да и вышестоящее начальство давит.
Востриков через свои связи договорился, чтобы Станиславу позволили участвовать в задержании преступника. Причем роль Возницкого в этом деле будет основной, иначе никак! Голдберг должен знать, что разоблачитель Стас, а не органы правопорядка.
В соседней комнате сидели ребята из полиции. Возницкий прикрыл глаза и попытался еще раз проанализировать все, что знает. Он снова и снова прокручивал в голове различные версии, пока не заломило в висках. Эх, сейчас бы чайку, да покрепче!
Стас ожидал убийцу, был уверен, что тот появится, но все же, когда в замке заворочался ключ, на долю секунды растерялся. Потом он одним прыжком заскочил в ванную комнату и захлопнул за собой дверь, но она ударилась язычком замка о косяк и осталась приоткрытой. Станислав замер, прижавшись спиной к стене, боясь пошевелиться. Тонкий луч света зигзагом пробежался по полу, скаканул выше, показался в дверной щели, пометался там и вдруг высветил в ее проеме рослый силуэт. Человек шагнул в ванную комнату, пошарил рукой по стене и щелкнул выключателем.
– Добрый вечер, господин фотограф, – произнес Станислав. – За камерой пожаловали?
Мужчина дернулся, но путь к отступлению был перекрыт одним из полицейских.
– Да бросьте, господин Орефьев. Умейте проигрывать достойно, – со злостью сказал Возницкий.
Глава 43
Кире было уже гораздо лучше, прошли головные боли, головокружения, только слабость никуда не делась. Эмил говорил, что это оттого, что она долго лежала и совсем не выходила на свежий воздух. Вечерами приходили родители и выводили ее гулять в больничный парк.
К концу дня становилось прохладно, даже и не скажешь, что середина лета. И черемуха уже давно отцвела, и начало месяца было жарким, а тут зарядили прямо осенние дожди. Кира закутывалась в теплый больничный халат, дважды обхватывала его поясом, на ноги натягивала теплые, но страшно колючие шерстяные носки.
Прогулки с родителями очень напрягали. Папа окружал ее излишней заботой, в то время, как мама ревностно следила за отцом взглядом. Выглядело это примерно так: «Кирочка, осторожно, тут приступок. Обопрись на мою руку. Так, хорошо. А теперь обхвати меня за то место, где должна быть талия». «Да не нужно, я сама, – это уже говорила Кира, – тут же всего две ступеньки». «Ну, две не две, а ты еще очень слабенькая. Не дай бог покачнешься, или голова закружится…» Ну и так далее. Мама участия в стаскивании ее с лестницы не принимала, а стояла около Миликяна и с недовольством поглядывала на дочь. Все это лишало прогулки прелести и превращало в сплошное мучение.
А вот когда приезжали «искровцы», Кира буквально оживала. Сегодня у нее в гостях появились Глаша с Татьяной Митрофановной.
– На, держи. Мама с дачи привезла. Своя собственная, никакой химии, – Глафира протянула пластиковый контейнер с клубникой. Ягоды были присыпаны сахаром, отчего слегка осели и пустили сок.
Кира приоткрыла крышку и по палате разлился густой аромат.
– Давай, поешь, и пойдем гулять, – предложила Сологубова.
Кораблева стеснялась есть одна, ей хотелось угостить подруг, но во что наложить им ягоды, не имела понятия.
– Подождите, я сейчас в столовую схожу, попрошу какую-нибудь посуду. Пара минут, и будем лакомиться, – сказала Кира, вставая с кровати.
– Мне не нужно. Я ее не люблю. И вообще, у меня аллергия на клубнику, – фыркнула Сологубова.
– Давай сама лопай, – сказала Глаша. – Мне мама, знаешь, сколько ее привезла – ужас просто. Я уже в «Искру» отволокла, мы от пуза наелись. Теперь твоя очередь.
Радовой позвонил Вениамин. Она радостно ответила, и похоже было, что приготовилась кокетничать, как вдруг улыбка медленно стекла с ее лица, и оно стало растерянным и жалким.
– Девчонки, даже не знаю, как и сказать, – медленно проговорила она, сбросив вызов.
Кира поставила на тумбочку тарелку с клубникой, которая моментально потеряла для нее свою прелесть.
– Что случилось, кого-то убили, взорвали? – спросила Сологубова.
– Нет, не убили. Но нашли настоящего убийцу Ники. Это не Селиванов, – сказала Глафира.
В палате воцарилась тишина.
– Это Орефьев, – когда молчание слишком затянулось, произнесла Глаша.
– Кто? Владимир? Да ну! Не может быть! У него алиби. Зачем ему это нужно? – фразы, которые выкрикивала Сологубова, наскакивали одна на другую.
– Веня сказал, что Возницкий запустил фейк, типа, у Николь в ванной была установлена камера, и там заснят момент убийства. Менты вместе со Стасом стали поджидать, кто явится за этой уликой. Ну и приперся Орефьев.
Кира схватила телефон.
– Алла не отвечает. Ой, девчонки, нужно к ней ехать. Как бы она чего с собой не сделала.
И Кораблева потянулась за халатом.
– Так, спокойно. Селиванов наверняка отмазался. Бабки заплатил, или сверху на полицию надавили. Поеду-ка я к Вострикову, нужно, чтобы он дал Владимиру хорошего адвоката, – сказала Татьяна Митрофановна. – Господи, как Аллочку-то жалко!
– А я поеду к Алле, – оживилась Глафира. – Нельзя ее одну оставлять. Вот не везет бабе! Как мужик, так козел. А Орефьев – самый главный козлина! И главное, стопроцентное алиби, прикиньте? Весь из себя белый и пушистый! А сам с такими телками работает… Стопудово у него любовница появилась, вот он жену и замочил.
– Да ты что? Он же с Аллочкой, – начала было Кира.
– Ой, подумаешь, с Аллочкой! Да она для отвода глаз! Его же кто разоблачил? Не полиция, которую подкупили, а Возницкий. А тому зачем Селиванова выгораживать? – привела весомый аргумент Глаша.
Сологубова качнула головой, поражаясь наивности девушки. Деньги – вот главное «зачем».
– Ладно, я к Алле. Только Веньке позвоню, – взялась за телефон Глаша.
– Девочки, я с вами, – жалобно протянула Кира. – А то я с ума сойду.
– Я тебе сойду, – строго сказала ей Татьяна Митрофановна, стоя в дверях. – Обещаю, что буду держать тебя в курсе, звонить каждые полчаса.
Глафиру чмокнула Кораблеву в щеку и с Сологубовой быстро покинула больницу.
Глава 44
Торопов сидел в кабинете Возницкого и пытался проанализировать ситуацию с Орефьевым. Алла не отвечала на звонки, а Востриков не захотел разговаривать на эту тему, отправив его к профессионалу, то бишь к Станиславу.
– Это какая-то ерунда, Стас, – возмущался Торопов. – У Орефьева железобетонное алиби. Железобетонное! Ну и что, что он заявился вчера ночью в эту проклятую хату. Между прочим, это его квартира. И он имеет полное право появляться там, когда захочет.
– Да я сам понимаю. Проверил его вдоль и поперек. Не подкопаешься. Но я буду рыть, должен же где-то быть прокол, нужно проверить еще и чартеры, может он успел туда-сюда мотануться, – Возницкий отхлебнул чай, обжегся, закашлялся и выругался.
