По жёстче.
Так, чтобы мышцы ныли.
И я бы еще пару ребят свалил, которых мне в пару тренер поставил, но на глаза попадается Рома. Муж сестры. Опять пришел мне нравоучения читать. Будто святой.
Я кривлю лицо и схожу с ринга.
Глава 25.
Не сразу пришло на ум, но да, слушаем главу под Гуф (моя игра)
— Марк.
— Рома, — жму руку. Уважаю его. Сам себя сделал. Любимое дело, деньги, семья. Да и пора его возрасте. Сорокет разменял. Пусть и выглядит он не на много старше меня. И такой же белобрысый. Может быть поэтому не могу воспринимать его как отца. Хоть он и пытается им для меня стать.
— Аня волнуется. А мне звонил твой куратор.
Да чего вокруг одни стукачи-то? Пару дней не пришел, уже надо звонить и жаловаться?
— Тренировался.
— Кстати об этом, — Рома оглядывает зал, морщится и переводит взгляд на меня. – Кончал бы ты с этим? Инвалидом останешься. Учитывая, что ты не хочешь жить за наш счет, не лучшая перспектива.
— А где мне предлагаешь деньги брать, — вздергиваю одну бровь.
Достал. Ухожу от него к груше и с размаху бью кулаком.
– Я привык жить нормально.
— Вот именно. Поуменьши запросы, возьмись за учебу. Тебе стоит только показать, что ты чего-то хочешь добиться. Вспомни брата.
— Все! Сладенький! Аудиенция закончена. Сестре передай, что я всегда могу ответить по телефону, мне не нужны соглядатаи. Мне двадцать лет!
— А ведешь себя на пятнадцать!
Пикировку обрывает тренер словами, что пора вернуться на ринг. И не смотря, на то, что я устал как собака, был ему благодарен.
Не всем быть гениями, как Кириллу. Он теперь учится в Англии, в Оксфорде. На факультете информационных технологий. Грант получил.
До сих пор не могу понять, почему не порадовался тогда за него. Брат. Близнец. Всю жизнь вместе были. А тут, у него получилось в жизни пробиться, а я там же остался.
Пытался с ним общаться, но фотки Европы, вечеринки, рассказы о том, как его хвалят, добили.
Оборвал связь с человеком, роднее, которого не было никогда.
Раз и все.
Из-за собственной зависти.
Потому что нет гарантий, что у меня когда-нибудь будет так же.
После тренировки еще раз заглянул в телефон и приободрился, когда понял, что Булочка сняла блокировку.
Можно конечно отправить ей адрес, где проходят бои. Но что-то не хочется ее пугать. Тем более всегда есть шанс проиграть. Еще потом быстрее улепётывать от меня будет.
Вместо этого встаю у зеркала в полный рост. После душа с каплями воды, что с волос стекают по прокаченному телу. Убедившись, что никого нет, фотографирую себя, чуть приспустив полотенце, оставляя до вздыбленного члена пару сантиметров.
Отправляю ей. Давно меня от такой фигни не штырило, но на войне все средства хороши.
Пишу следом.
«Могу вообще его снять, если покажешь сиськи.»
Не жду, конечно, что она тут же отправит, но точно чувствую, как ей этого захотелось.
Настроение от этого ребячества становится отличным. Остается таким почти до самого боя.
Он собственно происходит на следующий день по одному сценарию.
Я крупный, но парней мне суют всегда больше. И те, уверенные, что уложат меня на лопатки одним ударом, не особо напрягаются.
Это и становится их ошибкой. Но не сегодня.
Мне кажется, или у этого, татуированного Ахмедова, есть мозги. Потому что всем мои стандартные уловки не действуют, и уже через пять минут я харкаю кровью, а боль в груди такая, что кажется по нему катком проехали.
В голове уже не остается мыслей, только желание размазать этого уебка в другом углу. Он скалится, предчувствует мой проигрыш. Как падальщик кружится и выжидает.
— Марк, ну ты че, брат! Говорю же, каждый месяц не стоит драться.
— Знаю, — прополаскиваю рот водой. – Знаю.
Реально устал. Синяки заживать не успевают. Но чтобы поддерживать статус мажора, мне нужны эти бабки.
— Поклонники твои будут разочарованы.
— Да, где они, поклонники?— зло усмехаюсь, рассматривая толпу в зале, что сливается в одно сплошное пятно. – Им по хрен, кто выиграет. Главное поорать по громче.
— Не всем, — говорит Димыч Шестаков. Он помощник тренера и мой приятель, который реально давно поддерживает меня в любой ситуации. Он бы и сам дрался, но сломанная коленная чашечка не дает.
При этом он, кстати, форму не потерял, что часто происходит со спортсменами. Все такой же огромный.
— Ты о ком? — пытаюсь осознать его слова, но в башке каша. Рад, что не написал адрес Булочке.
— Да вон там. В углу деваха одна сидит. Никогда никому не аплодирует. Но видно, ради кого она приходит.
Прослеживаю его взгляд и сквозь орущую толпу вижу ее.
Бледную статуэтку.
Дыхание перехватывает, а по телу проскальзывают ласковые импульсы. Откуда она знает? Давно ходит? Не уж то и правда влюбилась? И почему лицевые мышцы пытаются растянуться в улыбку?
— Булочка, — шепчу одними губами и слушаю, как Димыч рассказывает, как к ней подкатывал, а она ему отворот дала.
— Зачем? Нравится тебе? — реально удивляюсь и не вольно... Словно не могу подобрать. Раздражаюсь, вот. Словно кто-то по стеклу вилкой провел.
— Да, бля. Там такие сиськи. Люблю, когда есть за что подержится. Трахаться удобнее. А эта еще и целка, ты представь, как у нее..
— Закрой рот – Почему-то его слова вызывают неприятное, противное чувство злобы, но мысль о том, что в клубе точно есть пару комнат с камерами видеонаблюдения, повышают градус настроения.
И я понимаю, что моя победа даст мне не только возможность трахнуть, наконец, Малышеву, но и выиграть спор. И я реально не могу сказать, что из этого будет приятнее.
А значит проигрывать нельзя.
