Еще не согрелась полностью, но горло уже щекочет приятным теплом, а душу трогает волнение. Про тело даже говорить сложно, оно взбесившееся истерией, как обычно. И лекарство тут одно. Очень неприличное.
Да и горячее дыхание во влажную макушку помогает прийти в себя после "погружения в прорубь". Зато совершенно не помогают мыслить трезво. Я уже во власти предвкушения, самая не зная чего.
Марк сам вздрагивает от холода, и натягивает на нас обоих свой свитер, который тут же становится невообразимого размера.
— М-марк?
— Согреваю тебя, а то сейчас превратишься в ледяного ходока,— смеется он. – И пронзишь меня своим ледяным кинжалом.
— Судя по моему крику, мы уже должны оказаться в поезде на Пусан (фильм такой есть… Прим. Авт)
Марк смеется громче, прижимает меня к себе крепче и больше ничего не говорит.
Боится?
И я боюсь.
Одно неосторожное слово и голову заполонят мысли о том, что вся его симпатия мишура. И пора мне завершать этот нелепый праздник, выбрасывать украшения и благополучно возвращаться в реальный мир. Строить свою жизнь без Марка. Без никого.
Но сейчас я не хочу думать. Хочу стоять вот так, наполняясь теплом и возбуждением. Потому что ничего не мешает мне осознавать. Секс по насилию, пусть даже не завершенный, не имеет ничего общего с тем, что должно совершаться это по обоюдному желанию. Я предполагала, оно между нами есть. Вот даже сейчас чувствую, что совсем, не ледяной кинжал тычется мне в живот, буквально выпирая.
— Марк, — поднимаю голову от груди и вздрагиваю, когда понимаю, все это время он смотрел на меня. — Трахни меня.
Глава 59.
Мне хочется прикрыть глаза, чтобы не видеть изумления в его бездонном взгляде. Ну конечно. ОН на меня спорил. Он ставил на кон мою девственность, а теперь я сама ее вручаю. Как подарок. Даже распаковывать не надо.
Вот так просто. Недалеко от Москвы. В безмолвии леса. И не могу вообразить, что он сейчас скажет.
Примется играть в благородство? Или оскорбит тем, что после спора я ему неинтересна. Или все же…
Возьмет то, что я хочу ему подарить с таким жаром. Прекрасно зная, что ни с кем больше я не испытаю таких эмоций. Когда за одно мгновение от боли до экстаза. Когда от ненависти до любви ты делаешь лишь шаг.
Вот стану старше, опытнее, возможно заведу семью, построю карьеру. Но буду помнить, как предложила себя одному мерзавцу. Губы которого хочется очертить кончиками пальцев, запомнить каждую черту красивого лица. И теперь остается только ждать, что же я буду вспоминать вечерами за бокалом вина. Горькие слезы или болезненное, на грани безумия, беспечное удовольствие.
— Повтори это ещё раз, — неожиданно сипло требует Марк, вдавливая в меня в себя, словно хочет стать единым целым.
— Что?
— Повтори это еще раз. Но прежде, хорошо подумай, о чем ты просишь. Потому что, если это не мимолетное видение, если мне не послышалось. Если ты на самом деле хочешь, чтобы я тебя трахнул.... Короче, назад пути не будет. Кричи, зови на помощь, сопротивляйся, воткни мне нож в спину. Я буду продолжать трахать тебя, пока мы оба не задохнемся от нехватки воздуха. Пока ты не кончишь. Пока не кончу я. Понимаешь? — выдает он монолог, срывающимся баритональным голосом на одном дыхании, после чего облизывает пересохшие губы.
У меня уже кружится голова. Фантазия вихрем вторгается в сознание, заполняет его новыми и новыми порочными образами того, как и в каких позах он будет меня брать. Снова и снова, чтобы довести до оргазма, несмотря ни на что.
— Даша, твою мать! Не молчи! — Ревет Марк зверем, вминаясь лбом в мою грудь, словно путник в неисчерпаемый источник воды. Он ждет незамедлительного ответа. Без него он не может отпустить себя. Знаете почему? Потому что не насильник. Потому что ему нужно моё окончательное и бесповоротное согласие. Исключительное право на тело, которое я сама вручу без возможности отмены. – Скажи, что ты решила.
— Да, — иного ответа я от себя и не ждала. Теперь, когда спора больше нет, а член Марка с той же силой вжимается в мой живот, практически прожигая кожу, у меня нет не единой причины для отказа.
— Что, да?! — поднимает он голову и жадно вглядывается в лицо.
— Да, я хочу, чтобы ты меня трахнул.
Вот и все. Дверь закрыта. Ключ выброшен в темноту.
Я тут же взлетаю в воздух, вскрикивая от счастья и беззаботной радости, что игры внезапно закончились. О последствиях же своего решения можно поплакаться и завтра. Сейчас нет ничего кроме обоюдного, бесстыдного желания, что Марк выражает так бурно, раскручивая меня по заряженному флюидами воздуху, как пушинку. Спустя мгновение, глотая крик губами. Я неожиданно оказываюсь сидящей голым задом на капоте его машины.
Теперь в свете фар я вижу Марка во всем своем великолепии, тем более, что он вылез из нашего «свитера – палатки» и теперь стоит с обнаженным, рельефным торсом, медленно, медленно расстегивая пряжку.
Одной рукой он снимает с себя ремень, тянет вниз ширинку и спустя пару мгновений, за которые я почти задохнулась от удушливого, густого воздуха, остается голым.
И я хочу смотреть ему в глаза, тем более, что они горят таким шальным пламенем страсти, что сердце сжимается от счастья. Но мой взгляд то и дело спускается. К груди, к животу и дорожке русых волос, как стрелке, указывающей к главному орудию убийцы девичьей невинности.
Марк не смеется над моим желанием. Нам обоим больше не до веселья. Между нами прохладный воздух превращается в липкий туман похоти, что обволакивает, душит, кружит голову. И единственное касание Марка, когда он накрывает тесно сведенные коленки, взвивает все чувства как столб багряного огня.
Я уже сама, ни о чем не размышляя, тяну руки к широким плечам и открываю рот, отдаваясь во власть животного поцелуя.
Языки как два пламени, танцуют, играются, горят друг для друга. Уставшие тела просто оцепенели в предвкушении неизбежного. И я впиваюсь ногтями в дубовую, разгоряченную кожу, пока его руки со всей силы стискивают коленки, чтобы резким движением развести в стороны и вклинится между.
Прижаться ко мне всем телом и тихо выдохнуть, оторвавшись от губ.
— Охуеть, ты сладкая. И я уже знаю, что везде.
Прикусываю губу, когда его рот с голодным рыком касается моей шеи, оставляет болезненный засос. Язык чертит незнакомый мне узор, плавно спускаясь. И все это так жадно, так невозможно грубо. Под мое шумное, пылкое дыхание.
Выгибаюсь назад, ставлю локти на капот в тот момент, когда он обхватывает мой сосок губами и втягивает в себя.
Мать твою!
Я тут же забываю про озноб, что бил мое тело после самодельного душа. Я выкидываю из сознания мысли о том, где мы находимся. Что случилось пол часа назад. Самое главное я изглаживаю из памяти то, что я человек.
