Торможу, дергая руку Марка, не веря своим ушам.
— Это же «Камаро»? Она же у тебя столько лет! Как ты мог ее отдать?! Зачем?! — меня трясет так, словно он убил наше с ним домашнее животное. С этой машиной связано столько, что страшно подумать, что он мог от нее отказаться. Да я бы прямо сейчас купила ее себе.
— Ты мне это говоришь? Она у меня уже четыре года.
— Тогда объясни…
— Пошли, сама все увидишь, — зло тянет он меня вниз по улице, мимо пятен, что очевидно можно назвать людьми.
Но я почти ничего не вижу, ведь глаза застилает пелена слез. И в них, как в «омуте памяти» я вижу картинки. Как мы катались, как я разбивала стекло камнем, как мы смеялись в ней. Как любили друг друга на капоте, на переднем сидении, и даже половине заднего. Откровенно реву, потому что это почти как вырвать часть самого искреннего, что было между нами.
Марк вдруг сам вытирает мои слезы, когда мы останавливаемся.
— Иногда приходится расставлять приоритеты. Ты для меня самый главный, — говорит он уверено, даже без шуток, но у меня в голове только его дебильное поведение. Которое и привело к потере столь ценной вещи.
— И, чтобы сказать об этом, ты продаешь нашу машину и шантажируешь моего отца, — хочу оттолкнуть, отвернуться, но он не дает.
— Именно, — говорит он и показывает на дом, возле которого мы остановились. — Мне нужно место, где ты будешь в очередной истерике бить посуду.
Задохнувшись от осознания происходящего, я отхожу чуть вперед и рассматриваю шестнадцатиэтажку в нежных голубых и персиковых тонах. Потом оборачиваюсь на парковку в дали, детский двор и даже спортивную площадку с баскетбольными кольцами.
Горло стягивает ком слез.
Я не знаю, стоила ли продажа машины целой квартиры, но от такого поступка в душе рождается почти буря.
— Марк….
— Ты сильно не обольщайся. Там голые, бетонные стены. Так что дел у нас с тобой выше крыши.
«У нас с тобой» прозвучало почти как признание в любви, и по телу понеслись мурашки.
— Ты купил нам квартиру? Ты не шутишь? Скажи, что не шутишь, — трясу его за воротник кофты. — Потому что, если ты шутишь, я тебя убью!
— Да уж какие там шутки, отдал нас с тобой в рабство на добрые десять лет. Надеюсь, удастся выкарабкаться скорее.
— Удастся. Вместе нам все удастся, — подхожу к нему вплотную, теряясь в синих омутах и хочу поцеловать. Отдаться в благодарность прямо здесь, но Марк разворачивает меня к себе спиной. И я утыкаюсь взглядом в пару полуросликов. Они уже не копают в песочнице, а смотрят на нас.
— Марк, — говорю ему, улыбаясь детям. — А в доме хорошая звукоизоляция?
Марк тут же оглушает хохотом весь двор.
— Не поверишь, это было первое, что меня волновало, — все смеется он. Ну и я вместе с ним. Поверю. Мне кажется, прямо сейчас я поверю во что угодно.
— Ну, пошли в пещеру?
— За волосы только не тащи, — улыбаюсь я, и мы почти бежим в подъезд. Где я трясусь в предвкушении. И думаю. Думаю.
Какая она.
Наверное — маленькая. Такое вот себе уютное гнездышко, чтобы проводить время в постели, готовить, смотреть сериалы.
Но мои ожидания не оправдываются. Это цельное квадратное помещение размером со спортивную площадку с огромным балконом, дверь на который тоже отсутствует, что делает окно практически панорамным. И даже полное отсутствие отделки не делает квартиру менее привлекательной. А самое главное, здесь есть кухня. Именно такая, какую я как-то показывала Марку, когда мы в кинотеатре лазали в инсте, просматривая все подряд. Сиреневый кухонный гарнитур, большой холодильник, индукционная плита с вытяжкой.
— Только не истери, тарелок всего две, — осторожно просит Марк.
Но у меня и в мыслях не было истерики. Только счастье, что буквально распирает изнутри.
Я оборачиваюсь, и Марк меня смешит, подняв две руки, словно я собираюсь с ним драться. Но у меня на уме было кое-что гораздо более сладкое.
— Что? — подозрительно щурится Марк, пока я двигаюсь в его сторону и снимаю пальто.
— Сейчас я в таком настроении. Так скажем, не кулинарном, — подхожу совсем близко, расстегиваю его кофту, подцепляю пальчиками футболку. — Но если ты скажешь готовить борщ, то я постараюсь унять…
— Что? — уже задыхается он, заглядывая в глаза. Протягивает руку и дергает голову за хвост. — Что унять?
— Зов плоти.
— К черту борщ, — подхватывает он меня и несет вглубь комнаты. Туда, где возле окна валяется матрас.
И я знаю, что это лучшее место, где мы будем заниматься сексом. Лучшее место, где Марк просто уляжется рядом, раздвинет мои ноги и будет соблазнять меня медленным стягиванием футболки. Чтобы я, сглатывая, рассматривала каждый обнаженный участок упругой кожи. И, конечно, сама нетерпеливо сдергиваю ремень, а Марк столь же рьяно освобождает меня от одежды.
Впервые в жизни я не боюсь света, не стесняюсь своего тела, которое буквально звенит под натиском грубых рук и проникновения уже готового орудия.
— Нам придется трахаться очень много, — говорит он, сжимая челюсти и глухо дыша, когда конец достигает пределов влагалища.
— Зачем? — держу его за плечи, сжимая его ногами, чувствуя, как ствол внутри меня пульсирует. Не то, чтобы я против. Просто интересно, что у него на уме.
— Чтобы думать не о том, какой предмет мебели мы будем ломать, трахаясь на нем, а о том, чтобы сделать это место пригодным для жилья.
— Как по мне, оно идеально, — шепчу ему в губы и скольжу языком по губам, пока мое тело наполняется плавленым металлом.
— Как по мне, идеальна ты, — говорит Марк, вынуждая меня сдаться себе во власть.
Потом просто закрываю глаза и уже ни о чем не думаю, потому что Марк яростным поршнем принимается вдалбливаться в меня, словно демонстрирует работу фабричного станка, который скоро сделает меня жадной до регулярного секса.
Жадной до оргазмов и просто этих резких толчков внутри меня. Тела, что так крепко прижимается, словно боится, что я исчезну.
Но куда я теперь денусь, куда я могу уйти, если это мой дом. Не помещение, требующее довольно много ремонта, а человек, способный прорваться сквозь толщу обиды и непонимания. И я податливо сжимаю влагалище на каждый грубый толчок. На каждый рык, что опаляет губы, на каждый укус, что оставляет следы.
— О, да, малыш, вот так, сильнее, — требует Марк. Выйдя лишь на мгновение, разворачивает меня на живот. Захватывает одной рукой шею, другой талию и, кусая спину, снова толкается как можно глубже. Так что кажется назад дороги нет. Только вперед, только в наслаждение, что, кажется, сжигает меня изнутри. Особенно, когда руки с силой стискивают грудь, а бедра буквально бьются о мои с влажным таким пошлым звуком.
