А. взял со стоянки первую попавшуюся машину, усадил в нее хохочущую, удивленную, взволнованную, такую юную, похожую на тост со сливочным маслом и малиновым вареньем V – и они помчали через полстраны в дом, где А. когда-то жил с женой.
Тут я заметила, что это слишком уж напоминает мне понятно какую книгу.
– Да, мы ночевали в мотелях, – сдавленным голосом подтвердил А.
– Жажду подробностей.
– Ты стала говорить, как она.
– Еще бы.
– Ты еще не знаешь, какие подробности сейчас всплывут со дна той черной водяной ямы, которая тебе это все рассказывает и в которую я превратился весь целиком. Ночевки в отеле с шестнадцатилетней девственницей, которую я запомнил шестнадцатилетней девственницей, – это полбеды. Точнее, это вообще не беда. И беда даже не в том, что для появления V среди нас было достаточно всего двух человек – меня и моей жены.
– Почему обязательно двух? – возразила я. – Может, отец ее умер и успел до этого скопироваться. Может, ее какие-то одноклассники помнили.
– Нет, – сказал А. – Было достаточно меня и моей жены, потому что больше никто, кроме меня и нее, не знал этой истории.
– Я не понимаю.
– Я ее выдумал, – сказал А. – Всю эту историю. Это выдумка, с начала и до конца. Подробная, безумная, психопатическая выдумка семнадцатилетнего парня. Я выдумал ее, потому что тем жарким, скучным, смертным летом мечтал о том, чтобы со мной стряслось что-нибудь удивительное, странное, травматичное. У всех были биографии, драмы, воспоминания. У меня не было ничего. И я придумал ее, V – во всех подробностях. Я мысленно пережил каждый день с ней. Я даже где-то добыл ее кассеты – в каком-нибудь винтажном магазине, наверное…
– Пиздец, – выдохнула я. – И зачем ты тогда мне это рассказал?
– Потому что я со временем потерял понимание того, была ли она на самом деле или же я ее выдумал. Если выдумал, то я так погрузился в эту потерю, что воспринимал ее как потерю – она и стала потерей. Я сжился с этой травмой, она стала частью меня. Когда мне было уже нормально за тридцать, я начал ходить к терапевту – тогда еще разрешали, – я хотел то ли наконец-то перестать чувствовать боль, то ли обнаружить ее источник. Потом я понял еще более страшное – возможно, она все-таки реально существовала и все это действительно случилось. А я выдумал ее назло. В отместку ей за то, что она со мной сделала, – создала меня, а потом бросила. Раз я оказался ее выдумкой, ее брошенной глиняной куклой – я притворился, что ее самой тоже не было, что это я ее выдумал.
– Странная реакция на травму, – пробормотала я. – Никогда в жизни не думала, что так бывает – когда настолько злишься на умершего, что решаешь, что его никогда не существовало и что он твоя выдумка.
– Да, это был настоящий детектив. Я за всю жизнь так и не смог окончательно выяснить, она существовала или нет. Потому что память моя обо всех этих событиях болезненно, чрезмерно яркая – на уровне флешбэка или галлюцинации. Но сама история – чересчур книжная, подростковая. И правда как девичьи рассказы из старых журналов. А с другой стороны, и девчонка была яркая, она вполне могла саму себя выдумать как такой яркий готический образ – и бойко отыгрывать его.
– Еще, может быть, она не умерла, – вдруг предположила я. – Ну, если она существовала. Просто обиделась на тебя и попросила отца сказать, что она умерла в страшных мучениях. И хотела увидеть, как ты придешь на похороны весь в черном, залитый слезами, с огромным венком пластиковых мертвых цветов – она ведь обожала пластмассу. А ты не пришел. И упустил шанс любви на всю жизнь. А ей сейчас под пятьдесят, у нее уже внуки, наверное. И она до сих пор такая готическая бабулечка в черных кружевах. И давным-давно про тебя забыла. Но однажды ее похищенный дубликат проснется и увидит около своей кровати испуганного семнадцатилетнего мальчика с огромными серыми глазами. Тут-то и начнется настоящее веселье! Слушай, было бы отлично! Мы бы их переженили, этих детей!
– Нет, – покачал головой А. – Мы бы их не переженили, потому что все закончилось ужасно.
Пока они с V колесили по бесконечным контекстуальным хайвеям южного региона контекстуальной страны мертвых, ночуя в мотелях и бегая по жарким стрекочущим ночным полям в поисках редких мохнатых бабочек-бражников, она рассказывала ему все больше и больше эпизодов из той мифической десятидневочки.
Она помнила даже то, что сам А. уже не помнил – возможно, это бессознательное или вытесненное. Вот она, внутренняя вытесненная травма – ходит живая-здоровая, улыбается, приносит по утрам из таракановых лобби жидкий коричневый кофе в белых пенопластовых стаканах.
– Еще у нее были огромные сиськи, не как у моей изначальной V, – сказал А. – И вообще, в ней было слишком много секса, в этой девочке. Именно поэтому я сразу понял, что дубликат жены тоже похитили. Она почему-то восприняла эту историю как-то искаженно.
Сильно концентрироваться на роуд-трипе А. не хотел – хотя, подозреваю, эта история могла бы оказаться достойным материалом для отдельной брошюры о нейрозомби – развлекательной; жанр – постапокалиптический нон-фикшн, основанный на полностью выдуманных событиях, в идеале – графическая новелла. Через неделю А. и V добрались до городка, где жили бывшая жена/вдова А. и ее новый, уже довольно старый муж, – и ввалились прямо к ним домой. Жена, конечно, в слезы, муж в ужасе, девчонка тоже стала нервничать, сидела на кухне, раскачивалась в кресле-качалке, смотрела исподлобья, как нахохлившаяся птичка.
– Я от тебя ничего не хочу! – кричал А. – Ничего мне не нужно, я бы даже и не ехал к тебе, я бы вообще не знал о твоем существовании здесь, мне и без тебя отлично, отлично мне без тебя – я просто хочу выяснить одну штуку, одну штуку хочу выяснить – откуда вот она тут взялась! Вот эта откуда взялась тут! Потому что ей неоткуда, неоткуда было взяться, вообще неоткуда!
Жена же причитала, всплескивала руками, просила прощения, пыталась что-то объяснять про свое оставленное в реальном мире фем-трио – хотя А. это все давно не волновало (или мне хотелось так думать).
– Меня ничего не волнует, – повторял А. – Не волнуют твои дети, не волнуют твои и его вот – вот его вот! – дети, не волнует пол этих детей и имена этих детей, все, что вы породили с ним – вот с ним! – меня не волнует и не будет волновать. Но эту вот девчонку – вот ее – породили мы с тобой. Я и ты.
– У нас не было детей, не было! – повторяла жена. – Это с тобой было что-то не так, с тобой! Это ты свинкой болел на втором курсе, помнишь?
– Не было, – соглашался А. – А теперь есть, фигурально выражаясь! Вот эта девочка – она у нас есть. Если бы мы с тобой тут не находились – она бы не появилась. Она создана моими и твоими воспоминаниями. При этом мои воспоминания, наверное, реальны – хотя я не уверен. А твои – это воспоминания, сконструированные тем, что я рассказывал. Поэтому я хочу понять, как это вообще стало возможным!
– Что ж вы творите, суки, – шипела V, продолжая раскачиваться на стуле. – Что я вам сделала? О чем вы вообще говорите? Я не понимаю, я не понимаю, я не понимаю!
