– Здесь, ваша милость.
Первым в комнату вошёл сутулый, невзрачного вида и неопределённого возраста человек в красной хламиде до пола, с унылым лицом, увенчанным очками в роговой оправе, и с жезлом с голубым камнем в навершии, за ним семенили два практически одинаковых молодых человека с прилизанными причёсками, пытаясь поддержать его под руки. Сутулый одёргивал их, но нехотя.
Он кивнул Тятьеву, получив в ответ глубокий поклон, уселся в подвинутое молодыми людьми удобное кресло и сложил руки на тощем животе. Один из молодых людей уселся на полу у него в ногах, разложив на коленях папку и готовясь записывать, другой – установил в углу стойку со странным ажурным прибором.
Следом за ними в комнату зашёл мой старый знакомый и собутыльник, Рокша Мелентьевич, обменялся сдержанными поклонами с Тятьевым, низко поклонился унылому и сел в углу, держа в руках что-то, завёрнутое в чёрную ткань.
– Приступим, – проскрипел унылый. Видно было, что все происходящее не слишком ему интересно. – Боярин Тятьев, прошу.
– Ваша светлость, обвиняется вор, мошенник и убийца, потребовавший княжьего суда.
– Надеюсь, это недолго? – поджал губы тиун. – У меня ещё много дел сегодня. Важных.
– Нет, ваша светлость.
– Кто остальные люди? Назови. А ты записывай.
Молодой, сидевший на полу, что-то строчил в папке, сосредоточенно сопя, другой возле ажурного прибора регулировал какое-то колёсико.
– Я, стольник колдовского приказа боярин Тятьев, свидетели – столбовой дворянин Белосельский, рода бояр Белосельских Великого княжества Белозерского, и дворянин Рокша Мелентьевич Пырьев, семьи Пырьевых рода князей Фоминских Великого княжества Смоленского.
– Обвиняемый, – соизволил обратить на меня внимание унылый, – ты должен отвечать только когда тебя спросят, кроме как «да» или «нет» ничего не говорить. Обвиняемый сознался?
– Нет, злокозненно отрицает все.
– Ну тогда начнём по порядку. Я, боярин Россошьев из рода удельных князей Жилинских, второй тиун удельного княжества Жилинского, полномочный судить от имени князя, объявляю княжью волю: виновного казнить, с обращением всего имущества в княжью казну. Сколько там у него нашли, сто золотых? Князю любая мелочь сгодится. Теперь вы, господа, должны будете подтвердить обвинения. Порядок знаете, подтвердится – воля князя исполнится. Нет – милость его светлости велика и безгранична. Давайте начнём с малого.
Тятьев поклонился.
– Порча имущества. Свидетель – дворянин Пырьев.
– Свидетельствую, – Пырьев махнул рукой.
– Принято, – судья взмахнул жезлом, тот сверкнул.
– Нарушение магического договора со старостой села Стародворье. Свидетели – дворянин Пырьев и столбовой дворянин Белосельский.
– Свидетельствуем, – дружно сказали оба.
Опять ленивый взмах, вспышка камня на жезле. Охренеть, похоже, меня никто вообще спрашивать ни о чём не собирается. Да что там, заранее приговорили уже.
– Оказание колдовских услуг без приказной грамоты. Свидетель в одном случае – стольник колдовского приказа боярин Тятьев, в другом – дворянин Пырьев.
– Подтверждаю, – Тятьев махнул рукой.
– Свидетельствую, – присоединился сельский дознаватель.
– Слово благородного человека – закон, – важно сказал унылый. – Что, все обвинения?
– Ещё одно, – влез Пырьев.
– Ах, да. А то наговорили на десять лет, что мы, зря здесь собрались, – под сдержанные смешки проскрипел унылый. – Последнее обвинение – выдавал себя за Травина Марка Львовича, семьи Травиных княжьего рода Фоминских, из князей Смоленских от Рюрика, с ношением поддельного герба. Свидетели – дворянин Пырьев и боярин Тятьев. Ну и население города Славгорода, я так понимаю.
– Подтверждаю. Да что там, камзол с гербом на обвиняемом, – махнул рукой Тятьев.
– Свидетельствую, – Рокша важно поднялся, развернул ткань, достал оттуда крохотного черного ворона на золотой цепочке. – Я, Рокша Пырьев, рода Фоминских, предъявляю семейную копию Пырьевых родового амулета князей Смоленских от Рюрика, подлинность подтверждена его светлостью удельным князем Фоминским с отпечатком родовой метки.
Он осторожно поднёс фигурку унылому, тот прикоснулся жезлом, вспыхнувшим всеми цветами радуги.
– Княжеская метка подтверждена, – устало сказал судья. – И давайте быстрее. Да поосторожнее, не надо касаться, а то княжья воля не исполнится, помрёт ещё этот доходяга. Кстати, почему он в кандалах?
– Буйный, – Тятьев покачал головой. – Чуть надзирателей не убил.
– Ну это деяние ненаказуемое, раз не убил, – унылый встал, пригляделся. – Он что, колдун?
– Нет, что вы, ваша благость, эти дураки по ошибке не те кандалы надели, он так кидался, что просто что было, тем и связали.
Я замычал, задёргал руками. Давай, чмо унылое, это же антимагические браслеты, раскинь мозгами.
– А, ну ладно, – махнул рукой Россошьев, потеряв ко мне всякий интерес. – Давай, Рокша. Что там, всё записывается? – он обернулся к парню со стойкой.
– Ещё есть место на кристалле, ваша светлость.
– Хорошо. Свидетель дворянин Пырьев, подтвердите свои обвинения.
– Свидетельствую, – Пырьев с довольным лицом подошёл ко мне, помахивая фигуркой, висящей на золотой цепочке, – что неназванный обвиняемый представлялся подложным именем боярским.
Он поднёс к моему лбу висюльку, не дотрагиваясь, остановил в десятке сантиметров. Побледнел, отодвинул её, поднёс ещё раз.
Раздался смех. Скрипучий, неприятный.
– Ох, прав был Минька Разумовский, – унылый встал, вырвал кулон у Рокши, прижал сам к моему лбу.
Тятьев дёрнулся к двери, но остановился – проход загораживал здоровый, выше двух метров, воин в доспехах.
Россошьев тем временем уселся обратно, усмехнулся.
– Подтверждаю, что малый амулет семьи Пырьевых от князей Смоленских признал носителя родовой крови Рюрика. Дело передаётся в канцелярию князя. Все записал?
Парень у стойки кивнул.
– Слово благородного против благородного. Расковать.
– Но как же так? – Пырьев растерянно осматривал амулет.
– Идиот, – тихо, но так, чтобы все услышали, сказал Ждан, – не припёрся бы ты со своими претензиями к фальшивому родственнику, уже бы все закончилось.
– Сам идиот, – Пырьев не отставал, – твоя идея-то была.
– И то верно, – Россошьев смотрел записи помощника, но за процессом следил. – Мельчают семьи, все больше всяких недоумков появляется среди благородных, учёные говорят – алкоголь что-то в мозгах повреждает и излишества прочие. Я сказал – расковать. Вы что там, спите?
– Он опасен, ваша светлость, – склонился Тятьев.
