– В самый раз.
– Филя, – повернулся я к попутчику, – моя сотня у тебя?
Тот одобрительно кивнул головой, вытащил из кармана пачку.
Я отсчитал три бумажки, протянул врачу.
– Примите от благодарного пациента. И вот пять золотых вашей помощнице.
Врач рассмеялся.
– Ох Любушка. Тут корячишься над почти трупом, вправляешь все, в говне и соплях тонешь, а она пришла, задницей повертела и всё – больше не надо ничего. Ладно, шучу, она тоже тут и в говнах, и в соплях, и простыни меняла всю ночь, так что заслужила.
Сунул бумажки в карман и вышел, что-то насвистывая.
– За такое лечение и пятёрки обоим бы хватило, – Филя подтолкнул меня к двери. – Но тут ты прав, Мирона обижать нельзя, он, если что, с нами и забесплатно возится, как с детьми малыми, ну кто там пальчик порежет или руку ему отхватят по самое бедро.
Ехать никуда не пришлось. Больница находилась на одной территории с личными покоями боярина Россошьева, а те, в свою очередь, примыкали к княжеской канцелярии, которая, как и другие местные службы, находилась неподалёку от княжьего дворца, но отдельно от него, чтобы не отвлекать князя пустыми государственными заботами. Это мне Филя объяснил, быстрым шагом пролетая паутину коридоров. На мои вопросы отвечать отказывался, мол, придёшь, сам все увидишь, только подгонял.
Когда мы, практически в мыле, влетели в небольшую комнату, где сидели два знакомых мне по допросной молодых человека, Филя спросил:
– Ну что, успели?
– Почти, – один близнец показал на часы, показывавшие семь утра, – их сиятельство десерт вкушают, так что ещё немного, и опоздали бы.
– Уф, – Филя вытер лоб, – уж торопились как, но успели, повезло. Садись, чего там, пока их сиятельство десерт не умнут, нам тут ждать.
И подтолкнул меня к стульям, а сам подсел к помощникам боярина-тиуна. Под их бормотание, сначала оживлённое и весьма продуктивное, судя по звуку монет и шелесту купюр, а потом просто скучное, я задремал. Обсуждали они какие-то совершенно неинтересные мне темы, вроде кого казнят на следующей неделе и почему князь до сих пор не подписал указ о каких-то фалерах
[5]. Проснулся только от чувствительного пинка, Филя тянул меня вверх.
– Вставай быстро, засоня, боярин идёт.
Я уж хотел сказать, куда этому боярину идти, но вовремя спохватился. Не поймут тут такие шутки, не для той аудитории юмор. Встал, даже более или менее ровно.
– А вот и наш подсудимый, – меланхолично сказал боярин какому-то длинному господину в тоге, с золотым поясом и собольей шапкой на голове, маша в мою сторону рукой с зажатой в ней обкусанной вафлей. Смотрелся его спутник очень смешно. Особенно с валенками на ногах.
Еле удержался, чтобы не хохотнуть, запоздавшая пара прошествовала в покои, куда за ними на полусогнутых проследовал один из сладкой парочки, впрочем, он был там недолго, вышел, аккуратно придерживая дверь.
– Зовут.
– Иди, – Филя подтолкнул меня в спину и на мой взгляд пояснил, – нам не по чину в светлых покоях рассиживать, мы тут подождём.
Покои действительно были светлые – окна во всю стену, с потолка до пола, за приоткрытыми атласными шторами был виден двор, на котором челядь убирала снег, попутно играя в снежки. Снега было много, челяди не то чтобы очень, и развлечение грозило затянуться надолго. Несколько повозок с закутанными в тулупы возницами, которых выдавал только идущий откуда-то из глубины одежды пар, немногочисленные ели, по-новогоднему снежно украшенные, и пара собак, затеявших догонялки – все это мало было похоже на двор солидного государственного учреждения.
Сами покои были обиты кремовой тканью, расшитой бисером, и деревянными панелями с развешенными в хаотичном порядке светильниками и картинами. Четыре хрустальные люстры свисали с высокого потолка прямо над длинным столом, за которым на высоком кресле, а скорее – троне, восседал тиун-боярин. Справа от него на кресле поменьше примостился товарищ в валенках и шапке, с которой он расставаться не собирался. А слева стояла низкая табуреточка, на которую примостился позвавший меня прилизанный молодой человек. Вдоль стола стояли табуретки, и я уже было приглядел себе одну, не слишком затёртую, как боярин махнул мне рукой.
– Иди-ка сюда. Да, вставай здесь, вот на этот круг. Прошка, сферу истины давай.
Прошка вскочил, подбежал мелкой рысью к шкафу, стоявшему у стены, распахнул зеркальные дверцы, достал что-то похожее на глобус и так же рысцой допрыгал до стола, куда и водрузил искомый предмет. Под строгим взглядом тиуна пододвинул глобус ко мне поближе.
– Так, чтобы нам время зря не тратить, клади левую руку на сферу и скажи, как тебя зовут.
Я послушно положил руку на глобус.
– Марк Львович Травин.
Глобус полыхнул зелёным.
– Смотри, не врёт, – сказал боярин высокому. – А ты говорил, не может быть.
– Так это не доказательство, – проскрипел высокий, – он может верить в то, что говорит, вот сфера и отзывается.
– Резонно. Дальше сам спросишь?
– Да, – высокий повернулся ко мне, одновременно перебирая какие-то бумажки с каракулями. – Руку держи на сфере, отвечай чётко и только по делу. Понял?
– Да.
– В каком году родился?
– Погоди, – боярин поднял руку, мол, подожди. – По какому летосчислению? По римскому, ханьскому или нурманскому? Или иудейскому? У нас же все года перепутаны.
– Хорошо. Сколько тебе лет? – спросил высокий. Боярин одобрительно кивнул.
– Тридцать шесть.
– Имя отца?
– Лев.
– Полное.
– Лев Константинович Травин.
– Дед?
– Константин Сергеевич Травин.
– Прадед?
– Сергей Олегович Травин.
– Хорошо. А вот теперь сосредоточься. Твой прадед жив?
– Нет, умер давно.
– Как давно?
– Лет семьдесят пять назад.
– А если бы он был жив, сколько бы ему было лет?
Я прикинул. Если прадед девяносто девятого, значит, ему бы сейчас было…
– Сто девятнадцать, – ответил под зелёный свисток глобуса.
Высокий поглядел в свои записи, потом на боярина.
– Ну что, съел, – тот хлопнул руками по коленям, рассмеялся, повернулся к Прошке, – пшёл вон.
Прилизанный пулей вылетел из покоев.
– Значитца так, Марк Львович, познакомься. Это княжич Фоминский, Ратибор Всеволодович. Возможно, повторю – возможно, твой родственник. Хоть ты и уверен в своём имени и предках, и то, что ты сказал, с родословными записцами совпадает, но кто знает, может, обманули тебя, лишнее придумали. Смекаешь?
