– Итого пять пятьсот пятьдесят, – прикинул я.
– Пять пятьсот сорок пять. И ещё за сорок пять золотых мы рабочих наймём, чтобы сумму округлить, да проследим, чтобы лишнего не взяли и сделали всё по совести.
– А аукционом не ваш родственник заведует? – поинтересовался.
– Тесть брата. Кстати, и артель, что ремонтом занимается, тоже одному из наших родственников принадлежит, не переживайте.
Я расхохотался, хлопнул рукой по столу.
– Согласен. Может, и покупатель у вас есть уже?
– Как не быть. Сродственник князя Вяземского, Пал Тимофеича, Модест Проклович Мусоргский. Он хоть из рода захиревшего, почитай один остался, но человек не бедный, дом содержать сможет. Готов сумму сразу выложить. А не он, так другие найдутся. Да вы не беспокойтесь, ваше благородие, если мы оценку не так сделаем, да слух об этом пойдёт, наша семья больше потеряет. А то и на кол князь посадит, хотя вот брата моего, как дворянина, четвертовать могут. Да и продавец вы такой, кого обмануть себе дороже, – оценщик кивнул головой, показывая на мои руки, – колечко такое приметное, что аж страшно становится.
Я усмехнулся. На хвастуна не нужен нож, ему немного подпоёшь…
– И сколько по времени, дорогой мой господин Драгошич, по-вашему, будет занимать эта сделка?
– А всего ничего, – оценщик убрал свой гроссбух, потёр крылья носа ладонями, с сожалением посмотрев на пустую чашку кофе. – Вот зима закончится, бездорожье начнётся, и в апреле по имперскому календарю князь делами заняться соизволит. Загадывать не будем, но вдруг и определит вас в наследники, потом дума соберётся, утвердит вас, проверку поляной предков пройдёте, и все, законный наследник древнего рода. Если уж Фоминские вас признали, наверняка на амулете семейном проверку учинили, так что препон я не вижу. Да и князю лишний колдун в подданных не помешает. А как все утрясётся – вот тогда и договор составим.
– Не слишком большая сумма получается, как думаете, не набегут другие желающие под себя подгрести?
– Что-то, – усмехнулся оценщик, показав глазами на потолок, – подсказывает мне, что вопрос тут почти решённый, так что, уважаемый Марк Львович, если к лету названная мной сумма вас устроит и ничего в ваших планах не изменится, то милости прошу.
– А вот сейчас просто поговорили, – хмыкнул я.
– Ну с умным человеком чего не поговорить. Тут кто первый в очередь встанет, тому и достанется, а как с наследством ситуация ваша определится, так от разных предложений отбоя не будет. И ещё…
Он пожевал губами, будто думая, говорить мне или нет.
– Смелее, – подбодрил я актера малых и больших театров.
– По слухам, любят же некоторые болтать, кое-кто из Вяземских, говорят, не очень доволен, что Фоминским Травино досталось за просто так. Уж очень лакомый кусок, да и родни развелось, на всех не то что уделов – деревенек не напасёшься. Но сами Фоминские в фаворе у великого князя Смоленского, его троюродная племянница замужем за удельным князем. А вот Вяземские больше к великим князьям Северским тяготеют, родственники, как-никак, опять же, Жилинские местные – из их рода. Да вы это и сами могли бы узнать, в удельном городе и не такое порасскажут. Так что, возможно, будут вас склонять передумать насчёт села родового, советчиков обычно хватает. Так вы примите совет – не гонитесь за большим.
– Я учту. Кстати, отличный кофе.
– Беляна делала, – хитро усмехнулся оценщик. – Не девушка, а золото. И готовит, и шьёт, а поёт как, заслушаешься. Приданое не очень, отец был хоть и из благородных, но бедных, за матерью её, моей сестрой, много получил, но потом ввязался в одну авантюру, сначала все деньги ушли, а в конце оба вместе с сестрой и сгинули. Одна деревенька осталась хилая, на пять дворов, да сиротинушка. Отца её родичи, Заболоцкие, от девочки отказались, мол, породой не вышла, так мы с братом за девочкой следим, и, если что – поможем, да и у меня детей нет, и колдун-лекарь говорит – не будет уже, так что ей все достанется. Семнадцать лет, замуж уже пора, женихи тут строем стоят, ан нет, учиться хочет, едет в университет этой весной, в Смоленск.
– Приданое – дело наживное, вот ум не наживёшь, как ни старайся, – философски заметил я. – К тому же поёт, танцует и кофе варит. Но ведь вы, Милослав, меня не сватаете?
– Нет, – оценщик серьёзно посмотрел на меня, вздохнул. – Вы, Марк Львович, практически из достоинств состоите. И возраст подходящий, и дар есть колдовской, и покровитель не из последних, и деньги, стоило вам тут появиться, неплохие завелись, и рода знатного, предка вашего великий князь привечал, и Беляна на вас засматривается, мы видим, да и вы вроде на неё, но…
– Но? – покрутил я пальцем, улыбаясь. Девушка хорошая, но жениться в моей ситуации – это точно лишнее.
– Уж очень жизнь у вас беспокойная. Как вверх идёт, так и вниз может упасть, уж не обижайтесь. Беляне кто понадёжнее нужен, чтобы делом одним занимался да жену берег.
– Хорошо, – пожал плечами.
– Что, вот так сразу, не повозмущаетесь, плетей всыпать не пригрозите, за отказ не попросите ничего? – Драгошич говорил вроде смеясь, но смотрел тяжело, даже с каким-то вызовом.
– Нет. Я вас услышал. Девушке голову крутить не буду, обещания пустые давать – тоже. А насчёт просить, Драгошич, тут вы палку-то не перегибайте, – я холодно взглянул на него.
– Простите, ваше благородие. Оговорился. Впредь не повторится.
– То-то, – я встал, останавливая вскочившего из-за стола оценщика. – Провожать не надо, сам дорогу найду.
На лестнице столкнулся с Беляной.
– Уже уходите, Марк Львович? – мило опустив глазки, проговорила красавица.
– Для тебя просто Марк. Ухожу, Беляна, дела срочные.
– Увидимся ли мы с вами?
– Кто знает, – забрал я у прислужки плащ. – Уезжаю через несколько дней в столицу, служба. Хотел бы остаться, но не принадлежу себе, теперь княжий слуга. Но буду скучать.
И выскочил за двери, послав покрасневшей девушке воздушный поцелуй.
Спустившись по ступеням, обернулся, посмотрел вверх – Драгошич стоял у окна, глядя мне вслед. Помахал ему рукой, пусть теперь думает, как дальше себя вести со мной: то ли быдло благородное, то ли жених обиженный. Хотя оценщик не дурак, а я актёр не из великих, так что напускное возмущение моё вполне мог раскусить, ну и ладно. Девочка молодая совсем, найдёт кого получше, только прыгуна по реальностям ей не хватало. Мой удел – недолгие и без всяких обязательств отношения. Вон дядя… семью создал, считай больше тридцати лет друг с другом прожили, а потом исчез, и все, трагедия.
Завтра ещё одно важное дело сделаю, и – жди меня, стольный град Жилин. А через семь-восемь лет – цивилизованный мир. Или, если уж совсем повезёт, дом родной.
Погода стояла отличная, как-никак юг средней полосы, уже стемнело, но фонари над каждыми воротами освещали дорогу в корреляции с материальным положением владельца. Лёгкий морозец, буквально три-пять ниже нуля, практически не чувствовался, я даже плащ не стал застёгивать, так и шёл до пока ещё дома расхристанный, как тут не говорят. Кстати, Христа тут вообще стараются не вспоминать, что-то такое произошло с Церковью, о чём в книгах не пишут, а обсуждать – отказываются. Но судя по отсутствию храмов, с верой в том виде, в каком я к ней привык, здесь не заладилось.
