Прошли в уже знакомый мне Георгиевский зал, был на сей раз он не пустой, а с рядами стульев, примерно до середины, я прикинул, на сколько это народу — ну где-то 200 человек влезет. Нас усадили на седьмой от начала ряд, почти с самого края, справа от меня был только специально обученный товарищ из органов в черном-пречерном костюмчике, лицо у него при этом было абсолютно непроницаемое… очки ему еще черные, был бы вылитый Томми Ли Джонс из фильма «Люди в черном», но без очков он скорее напоминал сантехника Афоню, вырядившегося зачем-то в выходную форму одежды… медсестра Катя например наконец затащила его в загс.
А слева от нас с Анютой сидел достаточно пожилой товарищ с неуловимым налетом иностранщины на всей своей фигуре… вот не спрашивайте, почему я так решил, не знаю… свободная поза, гордый взгляд, дымчатые очки, наши люди так не умеют, а надо бы. Ладно, сидим, ждем начала. А тем временем Анюта толкнула меня в бок и поведала на ухо о льготах и преимуществах для Героев СССР — пожизненная выплата 20 рублей в месяц, преимущественное право на получение автомобиля и квартиры (ну это для нас не актуально, со вздохом ответил я) и самое главное — бесплатный проезд в общественном транспорте плюс 50 % скидка на поезда и самолеты (ну это может и пригодится). А если вторую звезду получишь, тебе бюст на родине соорудят, где уж ты там родился-то? Вот-вот, на Волыни твоей и соорудят. Это успокаивает, ответил я, а за твою Дружбу народов есть чего-то полезное? Увы, за нее ничего полезного не предусматривалось…
Через положенные по регламенту пять минут за столом президиума появились все необходимые для процедуры награждения лица, а именно Председатель Президиума Верховного Совета СССР (угу, всё с заглавных букв) Подгорный Николай Викторович или, как модно будет говорить в 21 веке, Пидгорний Мыкола Викторович, Секретарь того же самого дела Георгадзе Михаил Порфирьевич (в 21 веке მიხეილპორფილესძეგიორგაძე), а также прочие официальные лица, награды вкатил на маленьком столике на колесиках специально приспособленный для этого человек. Съемочная группа конечно присутствовала с самого начала — одна камера сбоку-справа располагалась, другая прямо по центру, в проходе между рядами, не запнуться бы о провода, когда выходить буду, подумал я.
Ну тут пошло и поехало… Мыкола Пидгорний брал из стопочки очередной указ о награждении, громко и четко зачитывал его, не в пример Леонид Ильичу дикция у него была поставлена на отлично, потом награжденный шел к президиуму, запинаясь о телевизионные провода, потом ему прикалывали на грудь положенное, если можно было, а если нет, то в коробочке отдавали, потом речь была, потом следующий цикл. Шли поначалу все какие-то механизаторы да мелиораторы, да ударники-фрезеровщики, потом двух директоров наградили и трех ученых, ну и артистов еще парочку, Шульженко и Утесов почему-то под раздачу именно в этот день попали. А до меня дело все никак не доходило, я аж взволновался и взопрел. А иностранный товарищ слева сидел себе тихо и безмятежно, даже завидно стало.
А между тем Мыкола Викторыч зачитал последний указ со столика и больше там ничего не осталось, забыли что ли про меня с Анютой, в тоске подумал я, но оказалось, что нет, совсем даже и не забыли, а наоборот. Специальный товарищ, скромно сидевший всю дорогу на краю президиума, поднялся и сказал, что открытая часть награждения закончена, все награжденные товарищи свободны, равно как и съемочная группа, всем спасибо, а ненагражденные граждане остаются сидеть на своих местах и дожидаться продолжения церемонии в закрытом так сказать режиме.
Ну чо, остаемся и ждем — Анюту аж гордость начала распирать, вот ведь как нас уважают, в специальную часть выделили, а мне как-то не очень хорошо на душе стало, внутренний голос вдруг сказал, держи ухо востро, Сергуня. Хорошо, ответил я голосу, я постараюсь держать его востро, а с чем это связано-то, голос? Да я и сам не знаю, после некоторых раздумий ответил тот, но чувствую, что сейчас что-то неприятное произойдет… Для кого, — спросил я, — неприятное-то? — А для всех, кто тут сидит, неприятное, — ответил голос и отключился.
Спасибо, кэп, принял к сведению, кэп, отсигнализировал я голосу. А тем временем, как только за вышедшими гражданами закрылась дверь, в зале осталось походу человек 15 всего, в том числе и Владиленыч в левом углу нарисовался, подмигнув мне через весь зал. Мыкола Викторыч сдвинулся к краю стола, открылась дверь в конце зала, и оттуда вышел Михал Сергеич Гробачев собственной персоной, правая рука на перевязи, но лицо бодрое и веселое, а за ним еще и Черненко… да, похоже он. И церемония продолжилась.
— За мужество и героизм, проявленные при выполнении ответственного государственного задания орденом Ленина с присвоением звания Героя Советского Союза награждается Сорокалет Сергей Владимирович, — негромко огласил очередной указ Сергеич и посмотрел на меня.
Я встал, неловко одернул пиджак и протиснулся мимо черного товарища на выход. Как и что я там говорил в микрофон, если честно, не очень отчетливо помню, что-то сказал и ладно. Потом то же самое повторила Анюта, гораздо веселее, чем у меня, у нее это дело пошло — надо будет поощрить зама по связям с общественностью, подумал еще я. А дальше назвали имя нашего иностранного соседа, он оказался Качиньским Анджеем Болеславичем, надо же, поляком он оказался.
Анджей Болеславич пошел к сцене и тут у меня внутренний голос заверещал на совсем уже высоких нотах, во вторую октаву перешел. В растерянности я посмотрел вокруг, ничего такого как будто и нет, ну на всякий случай, вспомнив соответствующую страницу из учебника гражданской обороны, наклонился вниз и Анюту попросил помочь мне найти что-то там мной потерянное… а, пусть будет кошелек, обронил я его кажется, помоги, родная…
После этого я еще услышал истерический возглас поляка, что-то вроде «Ще не згинела Польска», и сразу вслед за этим раздался взрыв…
Очухался я не знаю, через какое время, но очухался — в голове звенит, в воздухе клубы дыма медленно оседают, передние стулья на меня сверху навалены горкой. Проверил Анюту, вроде дышит, видимых повреждений нет… посмотрел налево, где сидел гб-шник… тот лежал на спине и вместо головы у него был кровавый такой пузырь, я с трудом сдержал рвотные позывы, но сдержал. Посмотрел налево в сторону главного прохода, там что-то катилось от сцены в нашу сторону… неужели еще одна бомба, с тоской подумал я, жить-то как хочется… но это оказалась не бомба, а голова Михал Сергеича… Остановилась она аккуратно напротив нашего ряда… ну в смысле, где мы лежали, рядом это назвать уже было трудно… аккуратно родимым узнаваемым пятном вверх и посмотрела на меня умными внимательными глазами, как бы говоря, ну екорный же бабай, Сергуня, как же так, как же так?
Что я мог ответить голове Михал Сергеича… ничего я не смог ей ответить, только попытался загородить эту картину от очнувшейся Анюты. Не удалось, все она увидела и начала мучительно и долго блевать в промежуток между двумя сломанными креслами… Тут набежала охрана, начали выводить тех, кто мог идти, и выносить тех, кто не мог. Хотел было помочь, но не совладал с дрожащими ногами, так что мы сами с бедной Анютой выползли из этого проклятого зала. Нам показали, куда идти, в соседнюю комнату, там уже разворачивался походный лазарет, медики внимательно осмотрели нас, ничего серьезного не обнаружили, ссадины и царапины разве что зеленкой замазали, и потом на нас перестали обращать какое-либо внимание, других срочных дел полно у людей было.
