— А сейчас по просьбе гостя из солнечной Москвы, — сказал я в микрофон, — прозвучит эта задорная песня про маленькую Любочку. Исполняет Анюта Сотникова.
Спели мы короче говоря все 5 песен с сегодняшнего концерта, Инна там по ходу дела подключилась, зал с энтузиазмом принял, а под «Все будет хорошо» так и плясал как подорванный. Музыканты из местного ансамбля меня все спрашивали, чье это, я говорил народное, значит можно исполнять? да ради бога.
А потом я подошел к Евстигнееву и на ухо сказал ему, что у меня есть вот прямо совсем новая песня, прямо с пылу с жару, только сочинилась, вся такая джазовая вдоль и поперек, вы ж петь умеете, не отпирайтесь, песня как раз для вашего голоса, давайте зададим жару горьковчанам, а? Евстигнеев уже довольно основательно принял на грудь, так что развелся по полной программе, я ему дал слова, начириканные только что на ресторанной салфетке, он внимательно просмотрел их, наморщив лоб, а потом сказал «А пошли, Сергуня, зададим жару горьковчанам».
Песня такая была:
Поднят ворот
пуст карман
он не молод
и вечно пьян
Он на взводе
не подходи
он уходит
всегда один
Но зато мой друг
лучше всех играет блюз
Лучше всех вокруг
он один играет блюз
Голос у Евгений Александрыча конечно получше моего был, но тот еще, однако эту песню он как-то нормально вытянул, все в экстазе были.
А еще чуть потом меня развела Анюточка, по полной программе радио Маяк развела… сказала что вон мол Инну-то замуж зовут, а я что, дура рыжая? Я тоже хочу. На слабо, говорю, меня решила взять? Так точно, отвечает, товарищ майор, на него. Хорошо… я встал, постучал вилочкой по бутылке, попросил минуту внимания.
— Друзья, сейчас вот я, Сергей Сорокалет в присутствии раз-два-три… шести свидетелей предлагаю руку и сердце Анюте Сотниковой и прошу ее стать моей женой.
Возникла немая пауза секунд на 10–15… потом я толкнул в бок Анюту:
— Ну давай, твой выход, дорогая.
Анюта встала, похлопала длинными ресницами и ответила:
— Ну я даже не знаю… а можно я подумаю немного?
Евстигнеев показал ей большой палец
— Думай конечно, — ответил я, — только быстрее, народ ждет.
Через 5 секунд:
— Ну что надумала?
— Черт с тобой, уговорил.
Бурные аплодисменты, Евстигнеев показал большой палец уже мне.
Далее вспоминается что у нас был такой диалог с ним:
— Евгений Александрыч, а помните такую сцену у Гоголя, где два мужика обсуждают качество колеса у телеги — доедет дескать оно до Парижа или не доедет?
— Ну помню, а к чему ты это?
— Да вот примерно такой же вопрос к вам имею — доедете вы в случае чего до Голливуда или как?
— В смысле?
— Ну если в Голливуд позовут сниматься, не подведете отечественную актерскую школу?
Евстигнеев глубоко затянулся сигаретой (курили все уже прямо за столом) и после продолжительной паузы ответил:
— Английский у меня не очень, а так бы конечно не хуже Николсона сыграл.
— Значит это ваш любимый актер оттуда? А мне Дастин Хоффман больше нравится.
— Ну и в каких же фильмах ты его видел?
— Ну как в каких… Марафонец, Соломенные псы, Полуночный ковбой…
— Их же у нас в прокате не было.
— На видео конечно…
Евстигнеев с уважением посмотрел на меня.
— Ну и что ты скажешь например про Ковбоя?
— Про ковбоя-то… а вот это кстати идеальная роль для вас была бы — этот придурок из Нью-Йорка, так и вижу вас на этом месте…
— Спасибо… так ты может меня и в Голливуд устроишь, если такой шустрый?
— Зря смеетесь, может и устрою когда-нибудь… телефончик только не забудьте дать.
Евстигнеев пожал плечами и написал на салфетке московский 7-значный номер.
После этого помню, как гуляли по набережной и к нам пристали какие-то южные товарищи, девчонки наши им понравились, а мы с Инной разгоняли их и довольно успешно.
Проснулся я в гостиничном судя по всему номере раздетый догола, при этом справа от меня лежало нечто с соломенно-желтыми волосами… потряс головой, зажмурился, когда открыл глаза, волосы превратились в пепельные, а под ними обнаружилась Анюта. Ну слава богу, грабли в одну воронку два раза оказывается тоже не падают…
— Привет, солнышко, — сказал я ей, — не подскажешь, как мы здесь оказались?
Анюта подняла голову, видок у нее был тот еще, хотя у меня наверно не лучше. Она немного похлопала своими длинными ресницами, потом ответила:
— А ты не помнишь что ли ничего?
— Ну не так, чтобы совсем уж ничего, но вот момент с заселением в номер у меня в памяти напрочь отсутствует.
— Ты сказал на стойке регистрации, что ты внук Косыгина, тебя и заселили сюда со свистом…
Я застонал, обхватив голову руками.
— А Евстигнеев куда делся? Он же мне не приснился, надеюсь?
— Нет, Евстигнеев точно был, ты его в Голливуд звал, работу предлагал, а потом в меня пальцем тыкал и говорил, чтоб он запомнил, что это будущая звезда кинематографа.
— А еще я там ничего не говорил?
— Как не говорил, говорил конечно, причем без остановок, то по-фински, то по-итальянски болтал…
Я еще громче застонал и очень захотел провалиться сквозь этот паркетный пол в номере и больше никогда не вылезать обратно. Анюта вдруг погладила меня по голове и утешила:
— Да не стони ты, все нормально прошло, бывает и хуже. Хорошо, что я Вовчику сказала, чтоб он к твоей матери завернул и объяснил, что ты у товарища остался ночевать, а Инка то же моей матери сказала. А про то, как ты меня замуж звал, тоже не помнишь?
— Ну ты уж меня за последнего лоха-то не держи, это я прекрасно помню. Как стукнет 18 лет, так и женимся — тебе когда кстати стукнет?
— Нескоро, через полгода.
— Значит в (я лихорадочно подсчитал в уме месяцы) апреле и сыграем свадьбу. Ты не передумала кстати за такого дурня выходить?
— Да я-то нет, а ты?
— Куда ж я от тебя денусь с подводной-то лодки, чудо ты мое зеленоглазое…
— Давай вот с этого места поподробнее.
— Какие подробности тебя интересуют, чудо?
— Ну чего это ты меня вдруг выбрал, красивых девчонок-то вокруг много…
— Ааа, это… — я задумался, а действительно почему? — понимаешь, Анюточка, когда ты стояла у расписания на твоем факультете, твой черно-белый наряд в сочетании с идеальной фигурой поразил мое сердце навылет… а хвост этот с простой аптекарской резинкой был как контрольный выстрел в мозг… убила ты меня короче и в землю закопала…
