– Я видела их в садах, два дня назад, когда они прилетели, – сказала Индиго. – Вид у них был очень недовольный.
– А мне казалось, что небесные – дружественное нам племя, – вслух подумал Глубин.
– Не морочь мне голову. Королеве не понравится, если я приду, особенно когда ей надо впечатлить небесных. На приеме я буду единственная, кто не увешан каменьями. – Выгнув брови, Индиго посмотрела на новые золотые браслеты Глуби́на – украшенные королевскими символами, они были в точности как у его деда – и сверкающие у него в ушах изумруды.
– Ты само обаяние, – Глубин поднял ее на лапы. – Драгоценности не нужны, у тебя же есть твоя улыбка. Лучшая во всех королевствах.
Они мимолетно – будто рябь прошлась по поверхности пруда – коснулись крыльями, и Индиго поспешила отстраниться.
– Улыбаться в присутствии королевы? – ахнула она, изобразив возмущение. – Это совершенно недопустимо!
– Вот, – сказал Глубин, нырнув в соседнюю комнату, где сестра жеманно вертелась перед зеркалами. – Надень вот этот розовый жемчуг, мама купила его для Жемчуг.
– Мне он все равно не нравится, – сказала Жемчуг преувеличенно скучающим тоном, который недавно взялась отрабатывать. Даже сейчас, спустя три года после испытания, она демонстрировала неоправданную ревность всякий раз, как Глубин отправлялся на уроки с Альбатросом. Однако большую часть времени она вела себя как обычно, только и вздыхая по поводу того, как шумно и по-детски ведут себя Глубин с Индиго.
– Зато тебе, Индиго, ожерелье точно пойдет, – сказал Глубин. Он отошел к дальней стене, где на высоком ветвистом дереве из темно-красной древесины висели украшения Жемчуг. Стойку Глубин вырезал для сестры в подарок на прошлый день рождения. (Без магии, как настояла Индиго.)
– Точно? – спросила Индиго у Жемчуг. – Манта не рассердится, увидев твой жемчуг на мне?
– Она придет в восторг, – успокоила ее Жемчуг. – Мама считает тебя очень забавной.
Индиго чуть поникла, и Глубин метнул в сестру злой взгляд.
– Ты нравишься маме, – сказал он потом. – Она будет рада видеть тебя на приеме. И что бы ты ни надела, сердиться не станет.
Он снял со стойки ожерелье и браслет. Каждая жемчужина неправильной круглой формы имела разный оттенок: от почти белого до насыщенно-розового. Глуби́ну стало ясно, отчего украшение пришлось сестре не по душе: она-то предпочитала все идеально симметричное – хотя само по себе ожерелье было просто замечательным.
Он защелкнул браслет на лапе Индиго и помог ей намотать длинную нить жемчуга на шею и крылья. Камни на фоне ее пурпурно-синей чешуи как будто светились. Поправляя их за спиной у Индиго, Глубин ощутил, как колотится ее сердце. Его коготь на мгновение задержался на ее шее, и она обернулась.
«Отчего в последнее время все какое-то другое?» – подумал Глубин.
Его не удивляло, что с Индиго ему хочется проводить времени больше, чем с остальными. Так было всегда. Его не удивляло, что именно с ней ему хочется делиться чем-нибудь в первую очередь. Не удивляло и то, что порой она единственная могла его рассмешить.
Немного удивляло то, что вблизи Индиго сердце начинало биться быстрее.
– Какие же вы БЕЗНАДЕЖНЫЕ, – отчитала их Жемчуг, отпихивая Глуби́ну в сторону. На миг он испугался, что сестра прочла его мысли. – Ты что, ни разу драконихи в жемчугах не видал? Нельзя их надевать вот так, а то плавать не получится. И вообще, любой знает, что лучшего всего двойная обмотка на шее. Надо только подтянуть вот тут и оставить вот так…
Она занялась украшением Индиго, пока та, смущенная, не смела шевельнуться.
– Ну вот, – сказала наконец Жемчуг, отступив и победно кивая самой себе.
– Ничего не изменилось, – заметил Глубин.
– Спасибо, – поблагодарила Индиго Жемчуг, пока та не набросилась на брата. – Я правда очень тебе благодарна.
Жемчуг дернула хвостом, отмахиваясь:
– Отблагодаришь меня тем, что отвлечешь двоюродного деда Горбача, если он попытается зажать меня в угол и накормить байками про славные старые деньки: «Помнится, когда я сам был молодым да горячим, мы каждый день лакомились нарезкой из воришек. Но вот скажи мне, куда они все подевались? Не поумнели же! Кто-то срывает мне поставки воришек! Какие-то мелкие зубастые иглобрюхи, будь они неладны», – идеально подражая ломкому старческому голосу Горбача, проворчала Жемчуг.
Индиго хихикнула:
– Кто-то должен ему наконец сказать, что он, наверное, сам все и съел.
– Только не я! – отозвалась Жемчуг.
– И не я, – со смехом добавил Глубин.
– А вот эту свою странную штучку оставь, – посоветовала Жемчуг Индиго, махнув кончиком хвоста в сторону Пузырька. Индиго, разочарованно поморщившись, все же пересадила осьминога с головы на насест в своей части комнаты.
– Сиди тут, – строго велела она питомцу.
Пузырек моргнул с невинным видом. Понимает ли он хоть что-то из сказанного? В одно время питомец вел себя идеально послушно, а иногда делал все с точностью до наоборот. Глубин даже задумывался, не оттого ли это, что он забыл приделать осьминогу уши.
Жемчуг еще раз внимательно посмотрелась в зеркало, а Индиго – только сейчас сообразил Глубин – даже не подумала взглянуть на себя в него.
Вздохнув, Жемчуг произнесла:
– Ладно, сойдет. Пошли.
Когда она выскользнули из бунгало в сад, Глубин шепнул Индиго:
– Выглядишь потрясающе.
– Как кальмар, который пытается сойти за морского конька, – смеясь, ответила Индиго. Подмигнув Глуби́ну, она поспешила вслед за Жемчуг сквозь дождь из белых жасминовых лепестков.
Глубин с улыбкой последовал за ней. Впереди ждал очередной королевский прием, пир, на котором можно от скуки челюсть свернуть. Как же хорошо, что удалось затащить на него Индиго.
Что бы Глубин без нее делал?
* * *
Когда они явились, родители – Манта и Риф – уже были на террасе, у фуршетного стола, и смеялись. Кузены – Гребешок и Поток – тоже пришли, вместе с отцом, дядей Угрем. Их бормотание сливалось со звуком волн и музыкой: трое морских драконов играли на любимых инструментах королевы.
Семейные ужины почти всегда проходили ночью и без освещения, потому что морские видели в темноте, но в честь гостей из племени небесных прием устроили сразу после заката: фоном служил залитый золотистым светом горизонт на западе, и повсюду в садах развесили фонари (зажигали их сами небесные, поскольку морские огнем не пользовались и нужды в нем не испытывали). Глуби́ну нравилось необычное теплое свечение, которым озарился Островной дворец, как будто внутрь прокрались маленькие солнца и затаились среди деревьев.
Повсюду на террасе были расставлены огромные аквариумы с синими светящимися медузами, тянувшими за собой пучки тонких щупалец длинней иного дракона. Со стороны столов доносились ароматы ванили, имбиря и базилика. Кусты и салонные диваны усеивали яркие, как каменья, цветы гибискуса: рубиновые, топазовые и розовые на темно-зеленом фоне.
