«Робот-адвокат сдал своего клиента»
«Роботы нарушили адвокатскую тайну»
«Конец демократического общества»
«Система правосудия разрушена речью робота в суде»
«Теперь никто не может чувствовать себя защищенным в зале суда»
«Робот за объективность в ущерб клиенту»
«Роботы создают полицейское государство, без права человека на честный суд»
«Можем ли мы теперь доверять роботам?»
Последний заголовок прозвучал так, словно идеально выражал собой мысли ведущей и был квинтэссенцией всего вышеперечисленного.
– Привет, Томас, – ко мне подошёл Бобби, хозяин кафе, на нём была неизменная клетчатая рубашка, рукава которой закатаны по локоть, и старая синяя кепка, которую он никогда не снимал, – в какое время мы живем? Робот сдал парня прямо в суде. Я уверен, были бы вместо них, такие как ты, этого бы не произошло. Ты уже слышал эту новость?
– Нет, как раз слушаю, сделай громче.
Ведущая предложила посмотреть запись случившегося, заснятую прямо в зале суда.
«Я вынужден заявить, что мистер Кэнвуд абсолютно и, несомненно, виновен в покушении, в котором его обвиняют»
«Лжет!»
«Тишина в зале суда»
Шум, издаваемый журналистами и зрителями, снизошёл на нет, когда из динамиков робота начала воспроизводиться аудиозапись.
«Все те молодые CENSORED, это я ездил по всей стране и убивал их…»
«Вы не имеет права!»
«CENSORED»
– Свидетелями чего мы стали? – спросила телеведущая, – в этом вопросе нам поможет разобраться приглашённый эксперт Чарльз Смит, поборник системы правосудия роботов. Здравствуйте, Чарльз!
– Представители Justice Tech ещё никак официально не прокомментировали случай, – вновь обратился ко мне Бобби, – наверное, они и сами в штаны наложили после произошедшего.
– Наверное, – ответил я, кинув десятидолларовую купюру на стойку, – пока, Бобби.
– Заходи, Томас. Удачи тебе там, думаю, вы все теперь вернётесь в основную обойму!
Всю дорогу к офису мои мысли роились подобно искрам, порождённым бушующим внутри меня пламенем. Возникая, они взлетали вверх и тут же гасли. Произошедшее в суде не поддавалось никакому объяснению. Разве могла машина выдать такую ошибку? Почему именно в этом деле? Почему ошибка произошла с человеком, который признался в совершенной серии зверских убийств? Что теперь грядёт, трудно себе представить.
Я припарковал машину на своём именном месте на подземной стоянке. Это было многоэтажное здание. Не столь высокое, чтобы первым из небоскребов привлекать внимание, но и не столь низкое, чтобы сливаться с остальными постройками. Таковым был офис Ассоциации людей-адвокатов, один из кабинетов в котором был моим. Лифт поднял меня в лобби, где клерк поприветствовал меня:
– Доброе утро, мистер Томпсон! Мистер Шерман просил передать, чтобы вы первым делом зашли к нему. Это срочно.
– Спасибо, Патрик. Видел новости?
– Вся Ассоциация на голове стоит!
Скотт Шерман был Главой Ассоциации людей-адвокатов. Мой большой босс. По крайней мере, он считал себя «большим». Для меня он был слизняком, дорвавшимся до власти. Он здесь всем заправлял, распределяя самые важные дела, которые приходили в Ассоциацию, хоть их было и немного в последнее время. Так же он был чем-то вроде главы нашего профсоюза, так как в его полномочия входила обязанность представлять интересы юристов-людей в Совете Правосудия при Министерстве Юстиции. Хотя сейчас все понимали – к нему мало кто прислушивался из входящих в Совет Правосудия государственных деятелей. Роль Шермана во взаимоотношениях с властью скорее сводилась к формальностям, что всех вполне устраивало. Прислушиваться было не к чему. Шерман делал то, что ему велели другие, и не делал ничего самостоятельно. Он имел влиятельных друзей, высокий статус в обществе, получал немалые финансовые дивиденды (большую часть незаконно), в свою очередь, не создавая препятствий для технического прогресса в области правосудия. Срок его полномочий подойдёт к концу менее чем через год и, скорее всего, Министерство Юстиции назначит его вновь.
Как ни банально, но кабинет Шермана располагался на последнем этаже, в совокупности с приёмной, комнатой для переговоров, комнатой отдыха, комнатой для совещаний, кухней и прочим хламом, занимая весь этаж. И должен заметить, кабинет этот был чертовски хорош, почти как мой, в былые давние времена. Только похуже.
– Мистер Томпсон, – в приёмной меня встретила секретарша Шермана: высокая грудастая блондинка, которая носила блузки с неприлично глубоким вырезом, который пробуждал даже у самых инфантильных любопытство заглянуть и посмотреть – а что же там скрывается, и юбки настолько короткие, что впору было задаваться вопросом об их предназначении – прикрывать задницу или показывать её. Она встала со своего рабочего места, (юбка слегка задралась, чем весьма меня порадовала), поправила на себе одежду, и открыла передо мной дверь в кабинет Главы, – проходите, он ждёт.
Вместо дальней стены было окно от потолка до пола. Мистер Шерман стоял ко мне спиной и смотрел через стекло на город. Я задался вопросом – он стал в такую позу перед моим приходом, чтобы выглядеть эффектно, или действительно имел привычку вот так стоять в своём кабинете подобно главным негодяям в кинофильмах, которые, правда, так стояли только когда к ним кто-то приходил. Когда я вошёл, он повернулся и пошёл мне навстречу, протягивая руку.
– Здравствуй, Том, рад тебя видеть.
Мистер Шерман был рад кого-то видеть лишь в том случае, если перед ним стоял не человек, а огромная купюра, которая имела две руки и две ноги. Хотя, ради справедливости стоит заметить, для большинства адвокатов так выглядели все люди, которых они были рады видеть.
– Пришёл к вам сразу же.
– Догадываешься почему я тебя попросил зайти? – рукой он предложил мне присесть и сам умостился в своё комфортабельное кресло.
Уж точно не для того, чтобы посмотреть на городской пейзаж из твоего пентхауса.
– Это как-то связано с последними новостями?
– Именно! – он произнёс слово с выражением и поднял указательный палец вверх.
– Да тут есть что обсудить, – ответил я, не понимая, что можно обсуждать с человеком, которого интересует лишь как угодить всем, кто у власти, чтобы сохранить свое место.
Мистер Шерман был Главой Ассоциации уже на протяжении двух сроков – девяти лет. Добился он этого лишь благодаря своему выдающемуся умению – когда надо он умел подтереть чужую задницу, а когда надо – подлизать её. Разумеется, речь шла только о задницах вышестоящих и сильных мира сего. С подчинёнными он вёл себя с чувством собственного превосходства и величия. То, что он был со мной вежлив – уже многое говорило. Нет, конечно, я не был могущественным и влиятельным покровителем. Просто ему что-то было от меня нужно, причём очень сильно.
